Они не были коллоидальными, а слагались из мыслящих машин, действующих со скоростью света, однако определение "робот" к ним не подходило. Вместе с тем, это не были изолированные мозги, способные осознать свое "я". Ученые разработали элементы, составляющие мозг мыслящего существа, создали их эквиваленты, но большей мощности, и получили чуткие, идеально функционирующие машины с фантастически высоким показателем интеллекта. Их можно было использовать поодиночке или все вместе, причем возможности увеличивались пропорционально количеству.

Главным достоинством интеграторов была эффективность. Они могли отвечать на вопросы, могли решать сложные задачи. Определение орбиты метеорита занимало у них минуты или секунды, тогда как опытному астроному для получения того же ответа требовались недели. В быстротечном, хорошо смазанном 2030 году время было бесценно. Последние пять лет показали, что интеграторы — тоже.

Тридцать белых колонн вздымались в Черепе, а их радиоатомные мозги работали с пугающей точностью. Они никогда не ошибались.

Это были разумы, чуткие и могучие.

Ларри Крокетт, высокий краснолицый ирландец, с черными волосами и взрывным темпераментом, сидел за обедом напротив доктора Форда и тупо смотрел на десерт, появившийся из пищевого автомата.

— Вы меня слышали, Крокетт?

— Что? А, да… Ничего особенного, просто я паршиво себя чувствую.

После смерти Бронсона на этой должности поменялись шесть человек и все чувствовали себя паршиво.

— Ну… здесь так одиноко, в коробке подо льдом…

— Раньше, на других станциях, тоже жили одиноко. И вы в том числе.

Крокетт пожал плечами; даже это простое движение выдавало смертельную усталость.

— Откуда мне знать, может, я тоже уволюсь.

— Вы… боитесь здесь оставаться?

— Нет. Здесь нечего бояться.

— Даже призраков?

— Призраков? Пожалуй, несколько штук оживили бы обстановку.

— До прихода сюда у вас были честолюбивые намерения. Вы собирались жениться, добивались повышения.

— Да-а.

— И что случилось? Это перестало вас интересовать?

— Можно сказать и так, — согласился Крокетт. — Я не вижу смысла… ни в чем.

— А ведь вы здоровы, об этом говорят тесты, которые вы прошли. Здесь, в этом месте, царит черная, глубокая депрессия, я сам ее ощущаю. — Форд замолчал. Тупая усталость, таившаяся в уголках его мозга, медленно выбиралась наружу, словно ленивый язык ледника. Он осмотрелся. Станция была светлой, чистой и спокойной, и все же этого не чувствовалось.

Они вернулись к теме разговора.

— Я смотрел интеграторы, они во всех отношениях очень интересны.

Крокетт не ответил, отсутствующе глядя на чашку с кофе.

— Во всех отношениях, — повторил Форд. — Кстати, вы знаете, что случилось с Бронсоном?

— Конечно. Ом спятил и покончил с собой.

— Здесь.

— Точно. Ну и что?

— Остался его дух, — сказал Форд.

Крокетт уставился на него, потом откинулся на спинку стула, не зная, смеяться ему или просто равнодушно удивиться. Наконец он решился на смех, прозвучавший не очень весело.

— Значит, не у одного Бронсона не все дома, — заметил он.

Форд широко улыбнулся.

— Спустимся вниз, посмотрим интеграторы.

Крокетт с едва заметной неприязнью заглянул в глаза психологу и нервно забарабанил пальцами по столу.

— Вниз? Зачем?

— Вы имеете что-то против?

— Черт возьми, нет, — ответил Крокетт.