Гарри, — сказала она, — кое-что случилось. Я должна видеть тебя. Сегодня.
— Что ж, — сказал я, — только сейчас ведь все закрыто.
— Я хочу приехать к тебе.
— Хорошо, — сказал я. — Можешь, безусловно, приехать, только ты в жизни не найдешь меня.
— О, — сказала она, — я знаю, где ты живешь. Я знаю дорогу. Я одну зиму жила около Доуна.
— В самом деле?
— Конечно, — сказала она. — У меня была недолгая связь с Уилбером Батлером. Мы жили в двойном трейлере ниже по шоссе.
Перед моим мысленным взором возникли остовы машин, ржавевших на дворе.
— Как же это ты ни разу не попалась мне тогда на глаза?
— Я прожила с Уилбером всего пару месяцев. Он меня не выпускал из постели. Я видела в окошко, как ты проезжал мимо. «Ну, хорош», — говорила я Уилберу. Ух и возненавидел же он тебя!
Я снова вспомнил о том, какие злые бывали у Уилбера глаза, когда мы проезжали мимо друг друга по дороге.
— Догадываюсь, за что, — сказал я в ответ. Я слышал, как она дышит. — Хлоя, — сказал я, — ничего хорошего в идее приехать сюда нет.
— Зря тратишь время, — сказала Хлоя. В голосе ее звучала та же злость, какую она привносила в слияние наших тел. «Давай! — говорила она в такие минуты. — Жми сильнее, чертов сын! Сильнее!» Да, отзвуки этой интонации были несомненны. — Гарри, надо сегодня, — сказала она.
— Почему? Почему сегодня?
— Тебе грозит опасность. — Она помолчала. — И мне грозит опасность, — сказала она. Снова помолчала. — Твой дом обыскали? — спросила она.
— Нет.
— А мой обыскали.
— Что?
— Когда меня не было — мы с тобой отправились выпить на прощание, — они все перевернули в трейлере. Взрезали обивку на мебели. Разломали рамы на моих фотографиях. Разобрали газовую плиту. Разрезали мой матрас. Вытащили все ящики из письменного стола. — Она заплакала. Плакала она, как сильная женщина, только что получившая известие о том, что ее родственник попал в аварию. — Гарри, я села и просидела так целый час. Потом просмотрела все свои пожитки. Я приготовилась к самому плохому, но они ничего не украли. Даже сложили мои побрякушки горкой на постели. И мои трусики от бикини. И мой красный с черным бюстгальтер. А как ты думаешь, что лежало рядом? Рядом они положили остаток закрутки. Я немножко побаловалась марихуаной в канун Нового года и засунула остаток закрутки в ящик. Так они положили его рядом с моими побрякушками. Ненавижу их, — сказала она.
— Их?
— Если б это были воры, они забрали бы телевизор, микроволновую печь, стерео, приемник с часами, винчестер с прикладом орехового дерева, циркулярную пилу. Так что это были фараоны. — Она немного подумала. — Не простые фараоны. Гарри, что же они искали?
— Я не знаю.
— Это какое-то имеет к тебе отношение?
— И этого я тоже не знаю.
— Чем ты вообще занимаешься-то?
— Я же говорил тебе. Пишу и редактирую.
— Да перестань, Гарри. Я же не идиотка. — И понизила голос: — У тебя не какая-нибудь секретная работа?
— Ни в коем случае.
То, что я не сказал ей правды, вызвало новый поток слез. На мгновение мне стало ее жаль. У Хлои все перевернули, перерыли, разбросали, а я ей вру.
— Гилли, отец Уилбера, часто говорил: «Может, Хаббарды и работают в ЦРУ, но они от этого ничуть не лучше тебя или меня». |