— Любил… — недоверчиво сказал Доминик. — Боже! Вы имеете в виду, что это я?

В первый раз кто-то произнес это вслух. Шарлотта посмотрела на лица присутствующих, пытаясь понять, кто задумывался об этом и раньше. Выглядело так, что только папа оставался в стороне. Она выжидательно посмотрела на Питта.

— Я не знаю, кого иметь в виду, мистер Кордэ, иначе наши поиски были бы уже закончены.

— Но это мог быть я! — Голос Доминика поднялся до истерики. — Хотя на сей раз это была Сара, вы все еще думаете, что это мог быть я!

— А вы уверены, что это не так?

Доминик смотрел на него молча несколько минут.

— Если только я не полностью сумасшедший, способный стать другим человеком, о котором я ничего не знаю, я не мог обидеть Сару. Я не знаю, насколько сильно я любил ее, насколько сильно я любил кого бы то ни было, но достаточно сильно, чтобы не обидеть намеренно… Бывали ссоры… случайные… из-за нашего обоюдного упрямства… но ничего, подобного этому…

Шарлотта не могла сдержать слез. Если бы только Сара могла услышать… Почему люди не говорят подобные вещи, пока у них есть время?

Сейчас она всех расстроит своими рыданиями. Шарлотта встала.

— Извините меня, — быстро сказала она и вышла. Бежать нельзя, это ясно дало бы понять всем, что она не может больше сдерживаться.

Эмили была убеждена, что Доминик невиновен и что виновен ее отец. Она никогда не замечала темных сторон в своем девере. Он был таким, каким выглядел в действительности, — красивым, добродушным, слегка избалованным, остроумным, когда он хотел этого, и часто добрым, но без особого воображения. Занятно, что Шарлотта влюбилась в него. Доминик был совершенно не для нее и сделал бы ее ужасно несчастной. Он никогда бы не сравнился с ней по глубине чувств, и она бы потратила всю свою жизнь в поисках чего-то, чего в нем не было.

Но папа был совершенно другим. В нем, очевидно, кипели сильные страсти, которые никто из них не признавал раньше. И он либо не желал, либо был неспособен противиться этим страстям.

Была ли женщина с Кейтер-стрит единственной любовницей отца? Теперь она уже была немолодой, как сказала Сара. Когда папа закончил с ней, кто заменил ее? Эта мысль не приходила в голову другим.

Но вечером она пришла в голову Эмили, когда та сидела за шитьем, и теперь девушка размышляла, подумает ли об этом Питт, когда узнает о папином увлечении, — а он обязательно узнает: или из разговоров соседей о Саре, или из случайной обмолвки кого-то из слуг, или, возможно, даже от Шарлотты. Она была такой прозрачной, как вода! Или, может быть, Питт сам поговорит с этой женщиной… Инспектор, возможно, не очень элегантен и невысокого происхождения, но он далеко не глуп.

Так или иначе, думала Эмили, ей лучше привыкнуть принимать его всерьез, потому что, без сомнения, у Питта достанет смелости сделать Шарлотте предложение, и она может принять его, если у нее тоже достанет смелости и здравого смысла. Папа будет хмыкать и бурчать, бабушку хватит удар, но это ничего не значит.

Если только папа действительно не совершил чего-то более серьезного, чем содержание любовницы или даже целого ряда любовниц. В таком случае семья потерпит крушение, и вопрос о замужестве кого бы то ни было станет спорным. Эмили не могла поверить в подобное, но не могла также и выбросить эту мысль из головы — до тех пор, пока сама не опровергнет свои подозрения. Она знала, что отец сейчас один в библиотеке. Этот противный викарий, будучи связан долгом, зайдет сегодня или завтра. Полиция ушла — по крайней мере, на какое-то время. Лучше всего попробовать сейчас…

Эдвард с удивлением посмотрел на дочь, когда та вошла в библиотеку:

— Эмили? Ты ищешь что-то почитать?

— Нет.