Закрыв чердачный люк, Чарли убрал стремянку и отнес чемодан на кухню. В ящике кухонного стола он отыскал нож и стамеску, вполне пригодную для того, чтобы вскрывать замки. Чарли, правда, испытывал некоторое смущение, поскольку не исключал, что в чемодане могли лежать принадлежащие Глэдис вещи или бумаги, которые она не хотела никому показывать, и Чарли чуть было не позвонил ей по своему новенькому сотовому телефону, но почему‑то решил этого не делать. Чемодан словно чем‑то притягивал его, и ему не терпелось поскорее увидеть, что там внутри. Поэтому, теша свою совесть мыслью о том, что чемодан выглядит слишком древним, чтобы принадлежать Глэдис, он занялся замком.

Не успел он, однако, подсунуть стамеску под дужку и как следует нажать, как замок неожиданно поддался. Негромко скрипнули позеленевшие от времени медные или латунные гвозди, вбитые в старую толстую кожу, и неповрежденный замок упал на пол.

Чарли оставалось только открыть крышку, но он вдруг замер в сомнении. Он понятия не имел, что может лежать в чемодане: деньги, драгоценности, украшения, пожелтевшие бумаги или карты, старинное оружие или, может быть, даже человеческий череп – жуткий и вместе с тем притягательный сувенир давно ушедшей эпохи. Сердце его отчаянно билось, кровь стучала в ушах, и Чарли нервно рассмеялся, когда ему вдруг послышался за спиной тихий шорох шелковых одежд. Он знал, что это ему просто почудилось, и тем не менее оглянулся, чтобы убедиться, что в кухне, кроме него, никого нет.

«Да что это я!» – одернул он себя. В конце концов, перед ним была просто старая вещь, не лишенная некоторой притягательности и все же вполне обыденная. Ничего таинственного или волшебного в ней не было и не могло быть. Трудно, в самом деле, представить себе что‑то более прозаическое, чем чемодан. Устыдившись своей нерешительности, Чарли поспешно откинул крышку.

В первые минуты он испытал даже нечто похожее на разочарование. В чемодане лежали небольшие, но довольно толстые книжечки или тетради, переплетенные в мягкую коричневую кожу, с красными шелковыми капталами и такими же закладками. Чарли они напомнили молитвенники или сборники псалмов, хотя на обложке не было оттиснутых крестов. В чемодане их было, наверное, больше дюжины.

Чарли наугад выбрал одну из книжечек и раскрыл ее. Он почти не сомневался, что это действительно сборники псалмов, поскольку все книги выглядели совершенно одинаковыми, однако, увидев на первой странице начертанное пером знакомое имя, Чарли почувствовал, как его охватила дрожь волнения. Почерк Сары Фергюссон!.. Он был мелким, аккуратным, почти каллиграфическим, но с затейливыми росчерками вверху и внизу строки. Чернила почти не поблекли, и разобрать, что здесь написано, не составляло никакого труда, но у Чарли так сильно дрожали руки, что, только положив книгу на угол стола, он прочел внизу страницы четкую надпись: «Сара Фергюссон, 1789 год».

Полных двести лет прошло с тех пор!.. Как давно это было, и все же грудь Чарли наполнилась непонятной тоской и томлением. Опять она – Сара Фергюссон де Пеллерен. Казалось, стоило ему только закрыть глаза, и он увидит ее – черноволосую синеглазую красавицу, которая сидит на этой самой кухне и, склонившись к массивному дубовому столу, выводит ровные строки, изредка покусывая в задумчивости кончик гусиного пера.

С великой осторожностью, словно боясь, что книга может исчезнуть, рассыпаться в прах прямо у него в руках, Чарли перевернул страницу и вздрогнул.