Но большинство она не знала, например, зеленое такое, которого полным-полно в лесу, иногда оно похоже на маленькие сосенки, а иногда на дикий душистый горошек. Она оторвала от него кусочек и продела в петлицу, решив найти его в книге, если оно там есть. Потом сорвала головку одуванчика и дунула на нее, как маленькая: легкие парашютики сорвались и поплыли по ветру, словно душ из сверкающих частиц, бесцельно летящих к морю. Где только они надеются прорасти, подумала Мария. Расточительство. Тебе все время внушают — не трать зря время и электричество и не выбрасывай остатки еды, но природа тратит гораздо больше. Все, что растет и цветет и рождает семена — просто так, ни для чего. Одуванчики. И вязы весной — миллионы миллионов семян. И головастики. И окаменевшие аммониты — наверное, их тоже миллионы миллионов. В морях их было видимо-невидимо. И не успевали они вырасти, как их уже съедали. А тут разговоры о расточительстве.
— Что?
Она обогнула большой куст утесника и лицом к лицу столкнулась с тем, кто стоял на тропинке; она смутилась, мгновенно поняв, что, по крайней мере, некоторые ее мысли прозвучали вслух. И, что хуже всего, это был мальчик из соседней гостиницы.
— Опять ты за свое! — возмутился он. — И, естественно, снова ненарочно.
— Что ненарочно?
— Птиц спугнула. Здесь сидели две коноплянки.
Он посмотрел на нее с легким раздражением и вдруг, заметив на ней нечто, разозлился уже не на шутку.
— Где ты, черт возьми, ее взяла?
— Кого?
— Чину ниссолию, — сердито ответил мальчик. — Вот глупая.
Ее рука взлетела к поникшим в петлице цветам.
— Эту? Но я не знала, что это.
— Что-что! Очень редкая чина ниссолия, вот что. Здесь же заповедник.
— Я не знала, — печально выдохнула Мария.
Она почувствовала, как чина ниссолия укоризненно горит в петлице ее рубашки.
Мальчик посмотрел на Марию сверху вниз — он был чуть ли не на голову выше и, кажется, смягчился, потому что сказал уже менее сердито:
— Ну ладно, больше так не делай.
И потом, взглянув ей в руку:
— Можно посмотреть твою окаменелость?
Это был кусочек аммонита, не сильно впечатляющий, но только его ей и удалось найти в то утро.
— Супер, — дружелюбно одобрил он.
Затем пошарил у себя в кармане и кое-что вытащил. Мария сразу узнала.
— Stomechinus bigranularis, — уверенно сказала она.
Мальчик раскрыл рот от удивления.
— Что, так называется? — И потом: — Откуда ты знаешь?
— У нас в доме есть книга, — ответила она и добавила, помедлив: — Об окаменелостях.
— Как тебя зовут? — живо спросил мальчик.
Отчуждение словно рукой сняло.
— Мария.
— А меня — Мартин. Можно мне посмотреть эту книгу?
Марию бросило в жар, и она смогла только кивнуть.
— Чш-ш-ш, — вдруг горячо зашипел Мартин, хотя она стояла совершенно спокойно и молчала. Она посмотрела, куда глядел он, и увидела маленькую птичку, скользившую по кусту с ветки на ветку. Они следили за ней, пока она не улетела.
— Черноголовый чекан.
— Правда? — с восхищением переспросила Мария.
— Самка. Так, который час?
— Четверть третьего.
— Ну, мне пора. Мы сегодня хотели куда-то поехать. Пошли.
Мария пошла за ним, хотя собиралась исследовать нижние склоны Черного Монаха. Она шла за ним молча, послушно останавливаясь, когда останавливался он, боясь закрепить за собой репутацию убежденного спугивателя птиц. |