Листы из гостиничного блокнота, исписанные с двух сторон впечатлениями от вечера с Эми и вариациями на тему «Он и Она», — все, что я написал после того, как вернулся, и до того, как заснул одетый и увидел во сне свою мать, — все было по-прежнему на столе. За пять минут, прошедших до следующего звонка Климана, я просмотрел свои записи, стараясь восстановить все, что сказал Эми о Климане и биографии. Как обещал пресечь его попытки выступить биографом. Как убедил ее, что замысел романа Лонофф взял не из собственной жизни, а из весьма сомнительных научных спекуляций о биографии Натаниеля Готорна. Как дал ей немного денег… Прочитанное помогло припомнить слова и поступки, но так и не дало представления о сумме моих намерений, если они у меня действительно были.

Климан, звонивший уже из вестибюля, неожиданно навел меня на мысль: а не он ли был автором тех угрожающих открыток, которые одиннадцать лет назад получили мой рецензент и я? Конечно, это весьма неправдоподобно — но и не исключено полностью. Что, если виновником моего переезда и смены образа жизни на целое десятилетие был злобный выскочка первокурсник? Если это и вправду так, то ничего более смехотворного не выдумать, но как раз смехотворность допущения на несколько секунд убедила меня в его истинности. Решение уехать в глушь да там и остаться по своей нелепости было равно догадке, что именно Ричард Климан вынудил меня на этот шаг.

— Спущусь к вам через несколько минут. И мы пойдем куда-нибудь перекусить, — сказал я ему. Добавив мысленно: я уничтожу все твои замыслы и порушу все твои планы.

Я принял такое решение. Должен был это сделать. Не мог просто болтать и писать об этом. Нет, перед тем как расстаться с Манхэттеном и вернуться домой, я должен был как минимум взять верх над Климаном. Одолеть его было моим последним долгом перед литературой.

Но как уложить в голове, что Джордж умер? Я снова возвратился к этой мысли. Если Джорджа не было уже год, в абсурд превращалось все. Как такое могло с ним произойти? И как могло произойти со мной то, что происходило последние одиннадцать лет? Не видеть Джорджа, вообще никого не видеть! Почему я так поступил? По этой причине? Или по той? Сузил жизнь из-за какой-то случайности, какого-то человека, какого-то мелкого недоразумения? Каким пришельцем с другой планеты я вдруг оказался, и все потому, что Джордж Плимптон умер, а я и не знал. Внезапно тот образ жизни, который я вел, потерял всякое оправдание, а Джордж оказался моим… что же за слово я ищу? Антоним к «двойнику». Внезапно Джордж Плимптон превратился в защитника всего, от чего я отрекся, сослав себя в горы Лоноффа, чтобы спрятаться там от великого разнообразия жизни. «Это время — наше, — говорил Джордж, и его замечательный голос дышал убежденностью. — Это люди, среди которых нам выпало жить. И мы должны быть частицей этого общества».

Климан повел меня в кафе, расположенное неподалеку, на Шестой авеню, и, как только мы сделали заказ, начал повествовать о прощании с Джорджем. Привыкнув строго регулировать свое дневное расписание и использовать каждый час так, как считал правильным, я теперь обнаружил, что сижу за ланчем — в одежде, которую не менял часов тридцать, с прокладкой в пластиковых трусах, не менявшейся с прошлой нота, — против олицетворения непредсказуемой силы, уже нависающей надо мной, уже давящей. Он пошел в наступление, прежде чем подали апельсиновый сок, и в этой поспешности угадывалось желание показать, что, несмотря на все мои предупреждения и угрозы, я не только не сильнее его, но не ровня ему, так что он абсолютно свободен в своих поступках и плевать хотел на мои запреты. Евреям, подумал я, все никак не расстаться с этим стилем. Эдди Кантор. Джерри Льюис. Эбби Хоффман. Ленни Брюс. Всегда в кипении и не способны трезво взглянуть на что бы то ни было.