– Дядя Вася, куда же они делись?

– В те годы, если человек или даже целая семья исчезали, спрашивать было как-то не принято. Могу лишь догадываться, что без участия властей тут не обошлось. Они к хлыстам давно приглядывались. А тут, наверное, что-то произошло, вот они их за антисоветскую деятельность и сектантство и арестовали, так я себе думаю. Да об этом и у нас потом поговаривали.

– Уф! – выдохнул Саша.

Все-таки приятно, что бывшие жильцы покинули дом своими ногами, а их оттуда не вынесли.

– А почему вы их хлыстами называете? Мальвина сказала, что там скопцы раскольники жили.

– По мне, так все едино, – махнул рукой дядя Вася. – Я сектантами не интересуюсь. На что они мне? Меня самого бабка тайком от родителей крестила у здешнего православного попа, отца Арсения. У нас тогда на весь район один-единственный приход был, мы к нему почти за три десятка километров катили. Ничего, по холодку выехали, затемно вернулись. Бабка моим родителям и не сказала, где мы были. Соврала, что мы с ней в город к ее сестре мотались. Та в курсе была, потом подтвердила, что мы у ней в гостях были. Так никто ничего и не узнал. Бабка же моя в этих делах разбиралась. Она же мне потом объяснила, что соседи наши – те самые, что в вашем доме жили, хоть и крестятся, и поклоны кладут, и вроде как в Бога веруют, но они не из наших православных, а из секты. Потому они и святую церковь не признают, и вместо того, чтобы в храм идти, они у себя дома молитвенные собрания проводят. И что Бог их за это осудит. Так оно и вышло, арестовали их вскоре.

– Ну а почему Мальвина говорила, что эти люди какого-то своего старика прямо под порогом захоронили?

– Нет, – отмахнулся дядя Вася, – это она путает. Эта история еще до них случилась.

Все-таки случилась!

– Этого дела сам я даже и не помню, – вновь ударился в воспоминания дядя Вася. – Меня в то время и на свете не было. Но бабка мне рассказывала, что еще при царской власти в том доме точно хлысты жили. Обычно они своими деревнями селятся, чтобы им никто не мешал. А эти то ли даже своим слишком уж ярыми показались, то ли еще чего, в общем, отселиться им община велела. Ну, они в Васильки и приехали, ваш дом построили да все в него и заселились. Много их было. Потому и дом такой большой. А хлыстами они потому прозываются, что на собраниях они вместе с молитвами еще и розги используют. Ну, или плети. Хлысты. Ремни на крайний случай тоже сгодятся. Молятся и хлещут ими друг друга.

Саша о таком виде молитвы слышал впервые, поэтому и оторопел:

– Зачем?

– Чтобы молитва лучше до небес доходила или для искупления, не знаю уж точно зачем, а только хлещут друг друга и сами себя почем зря. Отсюда и название у них такое было – хлысты. Иной раз так хлыстанут, так поусердствуют, что из кого-нибудь дух вон или кто-нибудь сознание от боли потеряет. Тогда его во двор, водой обольют, он очухается и назад в дом ползет на молитву. Ну а один раз у них и впрямь несчастный случай приключился. Дед у них был, самый ярый до плети. Иной раз так себя ухайдакает, что уж не думают, что очнется. То ли грехов шибко много у него было, то ли просто такой усердный был, но еще моя бабка мне рассказывала, как он молился. Один раз она своими глазами это видела, да так напугалась, что на всю жизнь запомнила и потом много раз рассказывала, вот у меня в памяти и отложилось. Рассказать тебе?

– Рассказать!

Все, что касалось их дома, интересовало теперь Сашу необыкновенно.

– Ну, слушай, коли охота. В общем, у бабки моей в семье корова была пестрая да непослушная, вечно от пастуха и стада убегала.