|
Тот уже замучился ее разыскивать. Идите, говорит, сами ищите, я за такую корову ответственность нести не желаю. Вот бабке самой и приходилось по лесам иной раз до темноты шастать. И в тот раз она тоже корову уже в темноте нашла, повела ее домой, и проходят они как раз мимо того дома. И вдруг в ночи слышит бабка вой, вроде как даже волчий, испугалась, конечно. По сторонам оглядывается, а потом сообразила, что воют-то не из леса, а из дома. Какие же это волки? Любопытно ей стало, она корову к изгороди привязала, к дому незаметно подкралась да в окошко и заглянула. И что же она там видит? Стоит этот старик один в пустой комнатке, из всей обстановки там лавка, на лавке гроб открытый стоит, и еще иконы в углу, а перед ними лампадка теплится. Вот старик перед этими иконами поклоны кладет, молитву шепчет и плетью себя по плечам охаживает. Что ни поклон, то удар плетью. Уже вся спина в крови. И то ли почуял чего, то ли что, взглянул на бабку. А глаза у самого зеленым огнем светятся. Посмотрел на нее, да вдруг как завоет! Во весь голос. Страх бабку обуял! Бабка мне сказывала, что не помнила, как ноги оттуда унесла. Бежит, а вслед ей волчий вой несется. Корова тоже испугалась, веревку оборвала, снова в лес удрала. Да бабка уж не побежала за ней. Черт с ней, с коровой, думает. Уж и не знала, как до своего дома добежать и в безопасном месте схорониться. С тех пор даже днем она приближаться к тому дому избегала. Проклятым и его, и обитающих в нем людей считала. Ей после и священник то же объяснил. Люди те отступники, вот их бесы больше других и мучают, законную свою поживу чуют.
– А корова нашлась? – Корова-то… Корова нашлась. – И волки ее не задрали? – Нет. Какие волки? Тогда тут густо населено было. Волки к человеческому жилью близко не совались. А ты чего насчет волков-то спросил? – Так… Вы дальше рассказывайте. – Ну да недолго бабке моей того страшного старика бояться пришлось. Помер старик. А за ним и сам дом вскорости опустел. – Все тоже поумирали? – Может, кто и помер, как без этого? Времена тогда лихие были. Мировая да гражданские войны, революция, коллективизация, потом снова война. Не знаю куда, а только хлысты из нашей деревни куда-то все подевались. – А старик с зелеными глазами? – Старик тот помер еще в спокойные времена, при царе-батюшке. Бабка его похороны хорошо запомнила, потому как его с большим почетом хоронили. И народу много разного приехало. Не из наших мест они были. Как гроб выносить, целая процессия выстроилась. Три раза они вокруг деревни гроб с его телом обнесли. А гроб-то был не иначе как тот самый, что бабка в свое время в комнате у старика углядела. И что больше всего бабку поразило, что на кладбище родственники, или кем уж они там ему приходились, мертвого старика не понесли, прямо у себя под порогом закопали. Саша вздрогнул. Вот и дошли до самого главного! – Где? – ахнул он. – Прямо в нашем доме? – Ага. Вестимо, так. Саша почувствовал, как челюсть у него медленно отвисает до земли. Он недоверчиво покосился на дядю Васю, который продолжал потягивать свой портвейн. Может, не стоит верить старому пьянице? Ерунду какую-то городит. – Покойников на кладбище хоронят. А этого почему в доме? – Ну, вроде как и в доме, а вроде как и нет. Под порогом. Самое почетное место, как мне бабка сказывала. – И в чем тут почет? – Я тоже сперва не понял, а бабка моя в таких делах разбиралась. Она мне и объяснила, что это непрестанная молитва близких за упокой души покойного получается. Кто из домашних или знакомых через порог ни перешагнет, всяк старика в этот миг да и вспомнит. Он же тут лежит! А всякий, кто вспомнил, тот, считай, покойника и помянул. |
