Свидетели, видевшие отъезжавший автомобиль, показали, что за рулем сидел парень, а в салоне был пассажир, но никого из них они не узнали бы и номера машины не запомнили. Ксения рассказала следователю о первом случае нападения Аллы: она была совершенно уверена, что парень с битой – из той компании, с которой Богданова дружила в юности.

– Ксения Ильинична, ну что вы придумываете, – протянул следователь, не глядя на нее. – Мужчину не поделили, это бывает. Машинка у вашего отца застрахована, а хулигана мы найдем, не беспокойтесь.

Ксения хотела что-то сказать, объяснить, донести до этого человека, что Алла Богданова теперь не оставит ее в покое и ей нужна какая-то защита… Но взглянула на красное равнодушное лицо и промолчала.

На следующее утро она позвонила Никите Борзых и договорилась с ним встретиться в одном из тихих ресторанов.

Бывшего поклонника она не видела очень давно и теперь изумленно вглядывалась в лицо, сквозь которое едва проступали черты мальчика, с которым она целовалась после выпускного. Борзых заматерел и раздался, приобрел вальяжность. Яркие цыганские глаза заплыли, и весь он стал ленивый и разморенный. Странно было наблюдать в тридцатилетнем парне повадки пятидесятилетнего главы мафиозного клана – при том что Никита был совладельцем небольшой фирмы, привозившей в Тихогорск белорусскую мебель.

Первые десять минут их общения Борзых держался прохладно, говорил скупо и мало, всем своим видом демонстрируя бывшей однокласснице, как велика отныне пропасть между ними. Но затем опрокинул пару стопок водки «за встречу» и очень быстро опьянел, начал жаловаться на свою жизнь и отсыпать комплименты Ксении. Прежде чем она поняла, к чему все идет, Никита поднялся, вышел из-за стола, едва не опрокинув бокал, опустился перед ней на одно колено и с пафосом проговорил:

– Ксенька, выходи за меня замуж! Я ж тебя на руках носить буду! Ты женщина свободная, я тоже…

– Никита, я всего четыре года как развелась. Так часто замуж выходить вредно, – ответила Ксения, отодвигаясь в глубь диванчика от стоявшего перед ней мужчины, от которого – по иронии судьбы – так же пахло водкой, как и в тот вечер, в подъезде.

– Тебе все шутки… А я серьезно предлагаю, понимаешь? Серьезно!

Борзых продолжал стоять на одном колене, и вид у него был нелепый и в то же время пугающий. «Пугающий – это оттого, что глаза пьяные и назойливые, – поняла Ксеня. – Черт меня понес с ним встречаться! Но кто же знал…»

– Послушай, – как можно мягче сказала она, – замуж я в ближайшее время выходить не собираюсь, поэтому предлагаю эту тему закрыть. Сядь за стол, прошу тебя.

– Ксенька, да ты не понимаешь, от чего отказываешься!

«Понеслось…» – мысленно вздохнула она, слушая, как Борзых расписывает преимущества жизни с ним. По всему выходило, что он осчастливил Ксению своим предложением и она будет локти кусать, если сдуру откажется.

Не в силах больше его слушать, Ксения прервала Никиту на полуслове:

– А как же Алла?

– Лялька?

Борзых помрачнел, поднялся с колена. На штанине осталось мокрое пятно.

Он уселся за стол, повертел в пальцах пустую стопку.

– А Ляльке я ничего не обещал, – неожиданно жестко проговорил он. – Так что никаких прав на меня она не имеет. Как женился, так и разведусь.

Несмотря на все угрозы Богдановой и ее общепризнанную «ненормальность», Ксения не чувствовала страха перед Аллой: она от природы была не пугливой, а работа в больнице закалила характер, сделав ее одновременно мягче и бесстрашнее.