Изменить размер шрифта - +
Оно было отделано оборками из такого же материала, но с начесом, что делало их матовыми. Платье также украшали бархатные ленты, завязывающиеся в бант, а корсаж и узкие рукава были расшиты блестящими камешками. Не было сомнений, что платье дорогое, но при дневном свете оно выглядело кричаще. Оно было и безвкусным, и вызывающим, его корсаж из китового уса топорщился, и из-за этого создавалось впечатление, будто платье надето на невидимку.

— Убери его, Жанна, — приказала Эмили. — Теперь я понимаю, как я, должно быть, в нем выглядела.

Жанна повесила платье в шкаф и закрыла дверцу.

— А что же будет носить мадам, когда я продам все платья? — спросила она.

— Новые платья — и для дневных приемов, и для вечерних. Мне надо заказать весь гардероб, да и мадемуазель понадобятся новые туалеты. Немедленно отправляйся к мадам Гибу и скажи ей, чтобы она зашла. Скажи ей, что у меня к ней дело особой важности.

— Мадам Гибу! Но это ужасно дорого!

— Я это прекрасно знаю, Жанна. Но настал тот самый момент, когда не следует экономить. Я же сказала тебе — начинается новая жизнь.

Трубный глас Эмили эхом отдавался во всех углах комнаты, ее слова звучали как призыв к действию — и тут раздался стук в дверь. На мгновение глаза хозяйки и горничной встретились, слова замерли на губах. Потом с усилием Эмили произнесла:

— Войдите!

Дверь открылась, и вошла Мистраль. На ней была длинная ночная рубашка из белого льняного полотна. Подобные рубашки шили для своих учениц сами монахини. На плечи девушка накинула кашемировую шаль. Улыбаясь, она медленно вошла в спальню и приблизилась к кровати своей тетушки. В это мгновение бледный луч зимнего солнца коснулся ее волос — и они вспыхнули золотым живым огнем, как бы осветившим всю комнату.

Ее разделенные на прямой пробор волосы цвета только что созревшей пшеницы или, скорее, цвета солнца, поднимающегося из-за горизонта, были заплетены в две толстые косы, которые доходили ей почти до колен. По мягкости и цвету их можно было сравнить с распускающейся мимозой. Подобные волосы встречаются только у истинных англичанок: льняного цвета и обычно в сочетании с голубыми глазами и белоснежной кожей.

Но, как это ни удивительно, у Мистраль глаза были вовсе не голубыми. Глубокого синего цвета, опушенные темными длинными ресницами, они придавали облику девушки необычную таинственность.

Взглянув на нее, Эмили спросила себя, почему она решила, будто Мистраль похожа на свою мать, но в это мгновение девушка повернула голову, на ее губах вновь появилась непроизвольная улыбка — и Эмили увидела перед собой не Мистраль, стоявшую у кровати, а Элис, которая светилась от радости и счастья. Однако у Элис глаза были голубыми, весь ее облик неопровержимо свидетельствовал о том, что она была англичанкой и истинной аристократкой.

«Но, — с некоторым недоброжелательством отметила про себя Эмили, — красота Мистраль намного эффектнее». Неожиданное сочетание золотистых волос и темных глаз производило неизгладимое впечатление, на белоснежном лице выделялись сочные и яркие, красиво очерченные губы. Но было в ее облике нечто, не свойственное англичанкам, что заставляло вглядываться в глубину ее темных глаз в попытке разгадать их секрет.

Однако не вызывал сомнения тот факт, что Мистраль была истинной аристократкой, как и ее мать. Все в ней служило доказательством ее высокого происхождения: от гордо вскинутой на изящной шейке головы до крохотных ножек. Девушка двигалась с непередаваемой грацией, ее тонкие длинные пальцы и прямой нос лучше всякой родословной свидетельствовали о том, что в ее жилах течет голубая кровь.

Эмили тихо вздохнула и протянула руку. Мистраль бросилась к ней.

— Здравствуйте, тетя Эмили. Простите, что я так долго спала, но вчера я очень устала.

Быстрый переход