«Если бы я выглядела, как Стелла, — думала Крисси, — я добилась бы всего на свете… всего».

Однако судьбой ей было уготовано толкать, пихать и пилить ленивую, совершенно лишенную каких-либо амбиций Стеллу, чтобы та смогла с выгодой для обеих использовать свою привлекательность.

Но в который раз все планы Крисси терпели крах — и только из-за инертности Стеллы. Если Крисси уродилась жадной, то Стелла — счастливой. Что бы ни случалось, в каких бы трудных ситуациях они ни оказывались, Стелла всегда оставалась невозмутимой. Она просто не знала значения слова «зависть», она никогда в жизни никому не завидовала. Она ни к чему не стремилась, и, окажись она без работы, вряд ли у Стеллы хватило бы ума подыскать новое место, не будь рядом Крисси.

Именно Крисси заставляла ее работать, ухаживать за своей внешностью, следить за своим произношением, принимать приглашения. Ей даже приходилось заставлять Стеллу ходить на свидания с поклонниками, которые, разглядев ее в бинокль в театре, сразу же после окончания спектакля спешили за кулисы. Именно Крисси отвечала на любовные записки, благодарила за цветы, а когда поклонников было много, именно Крисси помнила, что каждый из них собой представляет.

Нельзя сказать, чтобы Стелле не нравились ее поклонники. Нравились. Все до одного! Ей нравились красивые удачливые джентльмены с колясками, которые поджидали ее у выхода из театра, но в той же мере ей нравились и рабочие сцены, и мальчики-посыльные, приносившие цветы, и музыканты из оркестра, и даже хмурый, сморщенный старикашка швейцар, для которого ни у кого не находилось доброго слова.

Ее сердце было раскрыто не только для мужчин. Ей нравились девушки, с которыми она танцевала в спектаклях, гардеробщицы, костюмерши, уборщицы и шустрые, ловкие билетерши, продававшие программки и изредка приносившие ей записки от поклонников. Они все нравились Стелле, ей даже понравился бы сам дьявол, с раздражением замечала Крисси, объявись он в театре.

Крисси давно поняла, что поучать Стеллу бесполезно, но она не могла сдержать себя. С утра до вечера в их крохотной квартирке раздавался визгливый резкий голос Крисси, которая вцеплялась в Стеллу, как той-терьер. Но все ее наставления отлетали от Стеллы, как от стенки горох.

Стелла вполне была способна растратить свой недельный заработок, ни на секунду не задумавшись, как они проживут следующую неделю. Она с легкостью могла бы отдать свое вечернее платье, выходные туфли, перчатки или мантилью любой девушке из кордебалета, стоило той только поведать Стелле душещипательную историю о том, что она получила приглашение от одного герцога, но ей нечего надеть. Стелла никогда не могла пройти мимо уличного нищего или ребенка, заглядывавшего в окно кондитерской. Поэтому Крисси приходилось защищать интересы не только Стеллы, но свои собственные, так как взлет и падение у них будут общими.

Редко кто верил, что они сестры. Когда у Стеллы появлялся очередной поклонник, который проявлял интерес к ее успехам, она представляла Крисси как свою костюмершу, однако ей всегда было лень долго придерживаться этой легенды, и она выкладывала всю правду.

Крисси сознавала, что своей внешностью мало способствует успехам Стеллы. Мужчины обычно смотрели на нее с отвращением или чувствовали себя неловко, когда обнаруживали, что это маленькое сгорбленное существо — сестра Стеллы. Они еще больше поражались, когда узнавали, что разница между сестрами составляет всего два года.

— Ты не должна рассказывать, кто я, — не раз повторяла Крисси.

— Почему? — удивлялась Стелла. — Я не стыжусь тебя, Крисси. Ты стоишь сотни таких, как я.

В глубине души Крисси соглашалась с сестрой, но мужчин, по крайней мере тех, с которыми они встречались, не интересовали умственные способности женщины.