В середине дня меня вызвали на ковер. Гектор приказал мне оставить «Марию» в лагере и Бодрячка подбросила меня до нашего барака. Она скосила на меня свои голубые глаза.

– У тебя серьезные проблемы, Сэм. Рейс утверждает, что ты один из них и деревья ты по-валил затем, чтобы предотвратить погоню.

– Ты в это веришь, Бодрячка? – Я позволил злости прорваться в моём голосе в полную силу.

– Эй, Сэм, мы же друзья, ты не забыл?

– Тогда, черт возьми, не суй свой нос не в своё дело.

Она поглядела на меня уже жестче.

– Ты хочешь сказать, что это правда?

– Забудь.

Бодрячка остановила ховер и ткнула меня кулаком в плечо.

– Слушай, я всегда думала, что ты не такой как другие. Я подумала, что всё это сегодняшнее геройство под крутого парня было действительно чем-то необычным и героическим. Да я знаю, что так и есть. Ты там не обязан был ничего делать, но ты сделал. А теперь ты не хочешь об этом говорить? Что случилось?

Мои ноздри раздувались.

– Случилось так, что ты меня совсем не знаешь, Бодрячка. Сколько я здесь был, десять недель? Конечно, мы сдружились, вместе проводили время, но то, что тебе кажется героизмом – совсем не то. Всё, что я хотел – чтобы меня оставили в покое, и я думал, у меня получилось.

А теперь – это. Просто катастрофа.

Она заколебалась.

– В чем дело, Сэм? Ты можешь мне доверять. У тебя проблемы с законом и ты боишься, что Рейс их раскопает или как?

– Давай остановимся на «или как», хорошо? – Я позволил моему голосу немного смягчиться. – Все это произошло из-за моих глупостей прошлым вечером. И пострадали люди. Просто не встревай.

Явно уязвленная Бодрячка кивнула и снова завела ховер. Оставшуюся часть пути с горы мы проделали в полном молчании. Она ссадила меня и повернула назад. Когда я добрался до своей конуры, мне сообщили о требовании прибыть в полицейское управление в Овертоне сразу по-сле того, как я приму душ и переоденусь.

Я задержался в душе. Я смывал глубоко въевшуюся грязь и от души жалел, что вода не может вымыть из мозгов образ полицейской, катящейся сквозь облако сосновых иголок. Я знал, что она была уже мертва, когда её отбросило. Санитары это подтвердили, но когда люди по-падают под удар тяжелого вооружения, им не всегда так везет.

Горячая вода в итоге закончилась, поэтому я вытерся, нашёл чистые джинсы и надел бы рубашку, в которой я был прошлым вечером, но Борис взял да и залил её своей кровью. У меня была другая чистая рубашка, которую я берег для особых случаев, и мне не хотелось её одевать, но выбора на самом деле не было. Выглядел я недурно, но решил не бриться, специально, чтобы Рейс не возомнил, будто мне вздумалось продемонстрировать ему свое уважение.

Позже я пришел к выводу, что совершил ошибку, не выглядев на все сто. К тому времени, как я закончил с душем, Рейс уже прислал за мной полицейскую машину. Сидя на заднем сидении, я выглядел как уголовник, которого забирали за какое-то совершенно кошмарное преступление. Я читал это в глазах окружающих, даже в глазах Бодрячки. Это ранило, но что ж я мог поделать.

Водитель был неразговорчив, это меня устраивало. Чуть больше чем через час мы прибы-ли в Овертон, самый крупный город в округе – прославлявшийся как «Жемчужина Юга» в рекламе, стремившейся заманить людей смотреть девственные леса, вроде того, что я валил.

Овертон не был очень уж высотным городом – я, правда не знаю, как он назывался, когда ещё принадлежал Синдикату – за исключением центральной улицы, дома которой сооружены из бетона и стали, большая часть города была довольно низкой и гармонировала с холмами и долинами, на которых он раскинулся.