Да и они лишь создавали видимость жизни в бараке. Как поняли Фима со Славой, в этих бараках было прописано огромное количество народу, и все они ждали, когда их будут расселять, в расчете на то, что администрации области волей или неволей, но как-то придется решать их жилищный вопрос. Администрация отделывалась обещаниями, но регулярно присылала инспекции в надежде на то, что жильцы куда-нибудь исчезнут и проблема решится сама собой. Поэтому жители дежурили в разваливающемся бараке по очереди, всякий раз обрушивая на головы прибывших инспекций гору упреков.

Они и Славу с Фимой приняли за такого рода инспекторов и выложили им все свои претензии прежде, чем Слава успел объяснить, по какому поводу они приехали. Поняв, что и в этот раз их вопрос с переездом в новое жилье, которое для них должна была построить область, так и не будет решен, жильцы страшно разочаровались и чуть ли не вытолкали приехавших вон. Охладить их пыл помогло служебное удостоверение Славы, а также устное предупреждение, что все, кто получат привод в полицию, мигом вылетят из числа очередников на новую квартиру.

– Приказ губернатора! – грозно рявкнул он на распалившихся мужиков. – Не слыхали? Так услышите еще!

После этого несознательные граждане мигом перевоспитались и выразили полную готовность к сотрудничеству. Слава зачитал им список жильцов, якобы переехавших в Красногорку из переулка в центре, но в ответ услышал:

– Тут таких нету.

– А были?

– Может, когда-то и были, мы сами тут оказались всего лет пять назад.

– А кто-нибудь из старожилов тут обитает?

– Кто давно живет, те уже кое-как обустроились. Видите, домики вокруг барака построены? Там и живут те, кто прежде нас тут оказался. Только на машине вы туда не проедете, уж извиняйте. Машин у них не водится, так что и дорогу для них не чистят.

Пришлось Славе с Фимой плестись дальше пешим ходом. Вблизи реальность выглядела значительно хуже, чем из окна автомобиля. Дороги тут чистились силами самих жителей, а потому свежий снег превратил их в труднопроходимые сугробы. Может быть, в валенках тут было бы и ничего, но вот Фиме в ее сапожках на каблучках пришлось совсем плохо. Пару раз она оступалась и оказывалась в сугробе, откуда ее всякий раз со смехом извлекал Слава, который считал все происходящее веселой шуткой.

Сам он предусмотрительно надел крепкие ботинки на толстой подошве и вообще утеплился, так что ему прогулка доставляла истинное удовольствие, в отличие от Фимы, у которой уже зуб на зуб не попадал. Тонюсенькая дубленочка выглядела очень модной, но совершенно не грела. К тому же в широкие рукава успел набиться снег из сугроба. А за отворотами капюшона у Фимы дотаивал еще один.

– Вроде бы жилой дом. Зайдем?

Фима так замерзла, что даже губами шевелить не могла. Они зашли во двор, где были немедленно атакованы дворнягой, в которой явно чувствовалась примесь среднеазиатских пастушьих собак. Память одних предков требовала от собаки наброситься на чужаков и разорвать их в клочки, а память других, куда более многочисленных предков, требовала громко лаять, но ни в коем случае не кусаться. В итоге собака выбрала некий промежуточный вариант. Неслась с громким рычанием и раскрытой пастью, а подбежав, остановилась и залаяла, виляя хвостом. Мол, не серчайте, дорогие граждане, служба у меня такая.

– Ну, молодец, молодец, – сказал ей Слава. – Хозяева-то твои дома? У нас к ним дела!

Собака замолчала, а потом вроде как качнула головой, словно согласилась. Мол, раз дела, то проходите. И еще посмотрела с укором.