Дальше сплошные рассуждения о живописи, в частности, о наших ландшафтах и освещении. Освещение ему не нравится, у нас, видите ли, солнце не такое, как в Италии. Да, жарища у них — мало не покажется. Но это. ка говорится, дело вкуса. Забыл, видно, паренек, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. В общем, он нашел работу и поехал вместе с графом В. в его поместье…
В комнату влетел запыхавшийся Петька с кексом в руке:
— Я не опоздал?
— Еще ничего не произошло, — успокоила его Танька.
— Петр, накрывай на стол.
Если быть откровенной, чаепитие никого, кроме Петькиного дедушки не вдохновляло, но мы чинно расселись за столом и выкушали по чашке ароматного напитка. Только после этого он продолжил:
— Далее стоит новая дата, то есть прошел примерно месяц после появления в России этого гордого иностранца. Хм… II mio cor sidivide (мое сердце раздираемо — ит.), иными словами. Его сердце разбилось вдребезги, интересно, почему? Ah, сага! Ah, сага! (Ах, дорогая! Ах, дорогая! — ит.) — то есть парень встретил какую-то красотку. Охи-вздохи под луной. FeKcita (счастье — ит.). Осчастливила его некая Софи… Стоп Далее идут довольно откровенные подробности. Вам, ребятки, придется запастись терпением — вы узнаете их только после наступления совершеннолетия. Самое гнусное — Софи оказалась женой графа. До чего ж бессовестный тип — сперва ругает все и вся, потом нанимается на службу и мечтает переспать с женой своего благодетеля! Тьфу!
— А если это любовь? — мечтательно произнесла Танька.
— Есть такое понятие, как порядочность. Откуда у вас, молодые люди, это повествование?
— Из семейного архива. — Комментарии Петькиного деда раздражали, и я решительно добавила — Этот тип, равно как и Софи — графиня София Вольская, имеют прямое отношение к моему роду.
— Барышева, ты что — графиня, — Панкратова смотрела с восторгом и недоверием, — и все это время молчала. Могла бы Кольке Потоцкому нос утереть, он всех достал своими дворянскими корнями.
Я предпочла промолчать, а Петр Филимонович невозмутимо продолжал:
— Началась чертовщина. Софи, которую твой родственничек ласково величает Diavolessa (дьяволица — ит.), открыла какие-то врата… не пойму. Вход в бездну, что ли. Дальше совсем непонятно — при чем здесь живопись, творчество, создание миров? Демоны оживили картины… Бред!
Из-за спины Петра Филимоновича я увидела начерченный на странице дневника лабиринт:
— Что говорится об этом символе?
— Посмотрим. Молодой человек пишет примерно следующее, почти дословно: "Я даже не знаю, что на самом деле означает этот знак. Начертанный на обломках египетских древностей, он отпечатало в глазах навсегда. Мне не дано забывать увиденное. Моею волей он стал символом и ключом к созданному миру кошмаров. Главное — желать. Это приходит через душу. Я мог бы выбрать что угодно — рисунок, цветок слово, созвучие нот, не важно, ритуалы вторичны. Только воля человека впускает в мир Хаос. Эти видения с детства преследовали меня. Я пытался отобразить их, но тщетно. Из-под руки выходили жалкие подобия живших в моем мозгу образов. Софи дала мне силу. Избавила от муки неудовлетворенности. Холсты были мертвы, но теперь я мог творить новую, живую Вселенную…" — Петр Филимонович замолчал. Меня поразила, легкость, с какой он переводил знакомый текст. Похоже, Петькин дедушка вошел во вкус. — Да… сперва любовные похождения, потом заумные рассуждения. Уверен — этот парень плохо кончил
— А дальше?
— Дальше, Виктория, в том же духе. Я плохо понимаю. Тут в основном рисунки, рисунки. |