— Но…

— Все в порядке. У нас комната с одним парнем на двоих в меблированных комнатах на Пальм-стрит. И кто знает, может, я как-нибудь соберусь и все-таки изменю свою жизнь. Так что в следующий раз, как увидимся, попьем кофе и я поделюсь с вами своими грандиозными планами насчет того, как переделать мир, и прежде всего вашу жизнь.

— Ладно, — сказала я, — ловлю вас на слове.

— Спасибо, что остановились поболтать, — сказал он.

Я улыбнулась и встала:

— Нет, это вам спасибо, что помогли мне сформулировать мои проблемы. Может быть, вам стоит подумать о профессии консультанта.

Он рассмеялся:

— Да уж, я просто набит полезными советами, даром что сам им никогда не следую.

— Пока, Марк, — сказала я.

— А знаете что? — вдруг сказал он, уже мне вдогонку.

Я остановилась и оглянулась.

— Я бы на вашем месте, пожалуй, не стал торопиться избавляться от этого вашего сияния.

— Почему?

— Ну, в общем… Мне кажется, что во всем есть душа, некая тайна, которая большинству из нас не видна. Но видна она или нет, именно она является сердцем этого мира, тем, что заставляет биться его пульс. Пока согласны?

Я кивнула.

— Тогда скажите мне вот что: почему вам так хочется быть своей среди людей, которые пугаются этого или, по крайней мере, чувствуют себя от этого неуютно?

— Может, чтобы чувствовать себя нормальной, — ответила я.

— Свет клином не сошелся на этой самой нормальности, — засмеялся он.

— Думаете?

— Черт! Да я просто знаю.

Не знаю, смогла бы я последовать совету Марка или нет, даже если бы захотела. Пока, насколько я могла судить, все, чем я отличалась от остальных, шло откуда-то из глубины моего существа. Как же можно обойти и обмануть саму себя?

Но его слова о том, что не обязательно быть нормальной, показались мне разумными. Правда, дело было не в том, что я так уж хотела быть нормальной. Просто никому не понравится вызывать неприязнь у других, особенно если ты ее ничем не заслужил.

Пожалуй, задача номер один — узнать, кто я такая, ибо даже спокойный голос, обитающий где-то в глубине моего сознания, не мог подсказать мне ответа.

В последующие недели я старалась побольше общаться с людьми. Это было трудно. В основном я сталкивалась с той же самой реакцией, которую наблюдала у соседа по площадке и женщины с собакой у китайского магазина. Я ходила на концерты, выставки, поэтические вечера — в любые места, куда человек может пойти один, чтобы встретиться с другими людьми. Обычно сначала кто-нибудь ко мне клеился, но очень скоро принимался вести себя так, как будто обнаружил, что у меня три глаза, раздвоенный язык и еще бог знает что. Некоторое время я терпела, но в конце концов уровень общей враждебности, направленной на меня и выражающейся иной раз в подколах и едких замечаниях, становился непереносимо высоким, так что приходилось сматываться.

Позже, познакомившись с Джилли и ее компанией, я поняла, что ходила не на те мероприятия — или на те, но только их посещали не те люди. Но в то время я этого не знала, и бывали вечера, когда мне едва удавалось сдержать слезы, пока не доберусь до дому, где никто не мог видеть моего отчаяния.

Пока люди не вступали со мной в непосредственный контакт, то есть пока не было эффекта присутствия, все шло хорошо. Я спокойно общалась со «Стрит-таймс», «В большом городе», «Кроуси-таймс» и другими газетами, мне заказывали материал по телефону, а готовые статьи я отсылала электронной почтой. Таким образом, я завязала несколько дружб, но при этом очень старалась соблюдать дистанцию.