В дверь пионерской комнаты то и дело заглядывали ученики, шептали многозначительно, удивленно, радостно:

— Химик играет…

— Вадим Николаевич играет…

— Костя говорил, — он на фронте, знаешь, как воевал!

Круг болельщиков у столика Вадима Николаевича и Бориса становился все плотнее, почти всем хотелось, чтобы победил Борис.

Это желание чувствовалось в стесненном дыхании, страстном шопоте, в том, как смотрели они на Бориса с надеждой и гордостью.

«Приналяг, химия…. На тебя взирает мир», — шутливо сказал себе Корсунов.

За спиной Вадима Николаевича кто-то взволнованно посапывал, он чувствовал теплое дыхание на своей шее.

— Мат в четыре хода, — напряженным голосом, боясь просчитаться, объявил Корсунов.

— Д-да-а… — немного растерянно произносит Борис.

Довольный Вадим Николаевич откинулся на спинку стула, обвел веселыми глазами ребят, почтительно посматривающих на него.

«Нет, положительно я давно не чувствовал себя так хорошо, как сейчас… И с Люсей все должно быть хорошо… Иначе»… — он недодумывает, торопливо отгоняет вдруг возникшую мысль о возможном разрыве. В последнее время эта мысль приходит все чаще.

— Вы не огорчайтесь, — говорит, он Борису, — я ведь участвовал и в городских турнирах. Партию вы провели умело.

Борис польщенно улыбается.

— Вадим Николаевич, теперь со мной, — просит Игорь и торопливо, чтобы учитель не отказался, расстанавливает фигуры на доске.

— Ну, что же — прошу! — предлагает Корсунов. Игорю сделать первый ход.

В коридоре кто-то запел.

«Интересно, что вчера пели в девятом классе, когда я проходил мимо? — подумал Вадим Николаевич. — Пели вчера хором какие-то вирши, на мотив: „А я сам, а я сам, я не верю чудесам“. Почему-то упоминали кальций».

Делая ответный ход, Вадим Николаевич спросил об этом у Балашова. Борис рассмеялся.

— Мы разучивали химическую оперу…

— Оперу?

— Да, ее написал Костя, чтобы легче запоминать формулы. Вот, например, ария — «формула асбеста».

Лукаво поглядывая на Вадима Николаевича, Борис негромко пропел:

— Кальций 0! Магний О! Два силициум О два!..

— Бесподобно! — восхищается химик.

— Ваш ход, — напоминает учителю Игорь.

На следующий день Корсунов встретился, с Кремлевым у двери директорского кабинета, и, прежде чем самолюбие успело ему что-нибудь подсказать, Кремлев уже протянул руку:

— Здравствуй, а я у тебя недавно был, но не застал.

— Был? — удивился Корсунов. — И я к тебе собирался зайти, но… — он замялся.

— Как ты себя чувствуешь?

Волин, приоткрыв дверь, с удовольствием отметил, что историк и химик крепко пожимают друг другу руки.

— Зайдите ко мне, товарищи, — пригласил директор, словно и не видел ни этого рукопожатия, ни радости на их лицах.

— Как у нас готовятся к теоретической конференции?

Раздался робкий стук в дверь.

— Войдите!

Порог нерешительно переступил Толя Плотников. Аккуратно завязанный красный галстук виднелся из-за его свитера с «молнией». Плотников был встревожен: зачем его мог вызвать директор?

— А-а… Иди, иди сюда поближе! — Волин встал из-за стола.

Толя приблизился ещё нерешительнее.