Карандашом, для памяти, чтобы потом как следует чернилами записать, помечено: «Серафима Михайловна сказала: „Чем мы дружнее будем, тем скорее коммунизм построим. Потому у нас в классе все и дружные“».

Борис Петрович перелистывал страницу за страницей.

«Допишут свою историю до выпуска, — думал он, — и отладим мы этот дневник в школьный музей. Станет Ваня Чижиков журналистом, Петр Рубцов — изобретателем… Приедут когда-нибудь в родную школу, возьмут в руки эту тетрадь…»

В конце ее Борис Петрович увидел уже знакомое ему письмо из Кривых Лучек, из его, Волина, Кривых Лучек. На конверте неопределившимся почерком написано: «4-му классу „А“ 18-й средней школы…»

Волин бережно развернул письмо. «Спасибо вам за подарки… Мы вам тоже собираем книги. Есть ли у вас цветы, которые два раза в год цветут? Если нет, напишите, мы вам пришлем семена. У нас теперь здание в два этажа, школа-десятилетка, посылаем вам ее фотографию. У нас в 3-м классе работает учительница Степанида Ивановна, так она помнит Борю Волина, он у нее учился, а теперь он у вас директор Борис Петрович, а наша Степанида Ивановна — заслуженная».

«Жива Степанида Ивановна! Вот сейчас встретился бы с ней — и снова почувствовал бы себя учеником».

Волин начал перебирать в памяти имена своих бывших учеников. Здесь были слесари и академики, переводчики и машинисты… Если бы их выстроить вместе, рядами — получилась бы целая армия. Они приезжают в гости, пишут письма, приводят своих невест и детей, делятся своими радостями.

В прошлом году бывший ученик, а сейчас слесарь Тимофей Бородин, пришел к нему сияющий и гордый — только что его приняли в партию.

Волин отодвинул ящик стола и достал из папки с письмами зеленый конверт, — он получил его вчера.

«Милый мой наставник, Борис Петрович, здравствуйте! — так начиналось письмо. — Земной поклон, самые лучшие пожелания и до глубоких лет непроходящая благодарность Вам, мой первый учитель!

Чтобы не заглядывать Вам в конец письма, представлюсь: пишет Вам ученик Миша Дроздов, лет двадцать назад учившийся у Вас, да разве можете Вы запомнить всех!»

Нет, нет, напрасно Миша так думает, — Борис Петрович очень хорошо его помнит. У Дроздова, когда он был еще в первых классах, головенка цветом и формой походила на дыню, а быстрые смышленые глаза так и шныряли по сторонам. До восьмого класса лицо Миши покрывали бесчисленные веснушки, был он худ и нескладен. А в девятом неожиданно превратился в красивого, стройного парня с шелковистой шевелюрой светлых волос, в хорошего спортсмена и певца.

«Сейчас я кадровый офицер Советской Армии, — читал Волин, — майор. У меня есть сын и чудесный друг — жена Надя. А помните, какая чистая и крепкая дружба была у меня с Оленькой Сивцовой. Я встретил ее в войну, капитаном медицинской службы».

…Еще бы не помнить Борису Петровичу Сивцову! Как только появилась она в девятом классе, будто кто подменил Мишу, стал он учиться из рук вон плохо. Начали доискиваться — почему? Классная руководительница выведала у Оленьки, что это из-за нее. Дело оказалось щекотливым, Борис Петрович вызвал отца Миши — директора завода. Мишин отец отправился разыскивать Оленьку, нашел ее дома. Не знает с чего начать. Наконец решился: «Вы хоть немного подружитесь с моим Михаилом, он парень неплохой».

И что же — возникла настоящая дружба. Ходили, будто ниточкой связанные. Если Оленька одна появлялась в классе, товарищи с тревогой спрашивали: «А Миша где?» Мишу из дома за квасом посылали, он, обогнув три квартала, «по дороге» заходил за Оленькой. Оба они окончили школу с отличием. Не помнить Сивцову! Как часто такая юношеская дружба делает людей товарищами на всю жизнь.