Силы Миррон стремительно убывали. Она держалась до последней возможности, а потом закричала, чтобы быть услышанной тем, кого действительно любила.

— Сейчас, Пол! Сейчас!

Пронзительный визг и завывания мертвецов не позволяли ничего услышать, однако Джеред подошел достаточно близко, чтобы слова Миррон достигли его ушей. Сеть корней, оплетавшая всех троих, трещала, расщеплялась и опадала, обрывки молотили воздух. Гориан пребывал в ярости. Джеред видел его лицо, побагровевшее, теперь даже почерневшее, под давлением дела Миррон. Видел он и ее — смертельно бледная, с закрытыми глазами, она стояла на ногах только потому, что еще не опавшие корни не давали ей упасть.

— Держись, Миррон! Держись! Не сдавайся!

Свободный конец древесного стебля ударил казначея по лицу, отбросив назад и оставив на щеке глубокий кровоточащий шрам. Джеред утер кровь, поднялся и устремился к Миррон.

Ухватиться за переплетение корней оказалось непросто, они были склизкими и сочились гнилью, однако Джеред, поднатужившись, оторвал несколько верхних корней из тех, что потоньше, проделал отверстие, позволившее запустить руки, насколько мог погрузился в извивающуюся массу, ухватился и изо всех сил потянул. Сильнее, еще сильнее! Он вкладывал всю силу, налегал всем весом, и корни уступили. Джеред отлетел и грохнулся на спину, прижимая к себе тело. Он обнимал его изо всех сил и не выпустил бы из рук ни за что на свете.

— Все в порядке, Кессиан. Все кончилось.

Джеред открыл глаза. Корни опадали, соскальзывая с Гориана и Миррон. Пальцы ее руки все еще впивались в его макушку, а кисти Гориана сомкнулись на горле Миррон в попытке выдавить из нее жизнь. Все его тело сочилось гнилью, вздувавшиеся нарывы лопались, выстреливая в воздух фонтанчики гноя. Пронзительные вопли боли постепенно переходили в слабые, хнычущие стоны.

Джеред попытался уложить Кессиана на землю, но мальчик вцепился в него и не отпустил.

— Теперь все кончилось, — прошептал Кессиан.

Хватка Гориана на горле Миррон разжалась, ее рука соскользнула с его макушки, и они оба, обмякнув, опустились на траву. Джеред оглянулся на мертвых. Они продолжали стоять, но уже не так, как прежде. Происходило какое-то шевеление, и он был уверен, что они таращатся один на другого в растерянности и испуге.

Кессиан откатился от Джереда, и оба они встали. Ардуций и Оссакер уже были рядом. Джеред устремился к ним, а Кессиан — к неподвижному телу Миррон. Гориан еще не умер, но жизнь уже покидала его: пальцы скрючились, руки подтянулись к груди, все тело содрогалось в конвульсиях, а кожу покрывали гнойники, нарывы и открытые язвы. Но глаза еще оставались открытыми, и во взгляде все еще сохранялась та устрашающая сила, которой он всегда обладал.

— Не надо было идти этим путем, Гориан, — проговорил Оссакер. — Не этим путем надлежит следовать Восходящим.

— Всегда… ненавидели… нас, — задыхаясь, выдавил Гориан. — Никогда… Не принимали.

— Теперь уж точно нет, — покачал головой Ардуций, — После всего, что ты натворил…

Джеред покосился на Ардуция и не увидел на его лице даже тени насмешки — только сожаление. Оссакер протянул руку и ухватил Гориана за левую лодыжку.

— Надо было тебе принять нашу помощь, пока не стало слишком поздно, — сказал Ардуций. — Сейчас мы можем предложить тебе лишь упокоиться с миром.

Тело Гориана обмякло, глаза закрылись, голова завалилась на сторону, и из открытого рта на траву вытекла тонкая струйка слюны. Оссакер убрал руку.

— Что с Миррон? — спросил Джеред.

Оссакер обратил к нему слепые глаза, наполненные слезами, в которых рябил калейдоскоп цветов.

— О, Пол, ты же знаешь, что уже слишком поздно.