Теперь уже фыркнула Лейси. Чего еще ждать от Денежного Мешка? Разве такой человек способен понять, почему она это делала? Ему, конечно, наплевать на мучения невинных животных или на бездомных, у которых нет даже такой крыши над головой, какая была у нее в хижине шесть на шесть футов, устроенной на флагштоке.

  — Своевольная, — слегка смешавшись, повторил дядя Уоррен. Дядя Винсент прокашлялся.

  — Но при всем при том доброе сердце, — вмешался дядя Уилбур. — Она так болеет душой о других, что ей некогда подумать о себе. Вот нам и приходится опекать ее.

  Угу, они всегда подают себя под таким соусом. А на самом деле попросту суют нос в чужую жизнь.

  — Ммм ... — услышала Лейси рык гепарда, в нем было не столько согласие, сколько сомнение. Лейси стиснула зубы.

  — Это и привело нас к вам, — продолжал дядя Уоррен. — Ранчо Бар-Эф — превосходное приобретение. И за смехотворно низкую цену. — Он назвал цену.

  Надо же, почти даром, удивилась Лейси.

Наступило молчание, потом гепард спросил:

— Что вас заставляет?

  — Считайте, что это подарок за вашу деловую хватку. Мы отдаем вам наше владение и приветствуем ваш здравый смысл, — сказал дядя Уоррен.

— Подарок и?..

— И обмен.

— На что?

— На похищение Лейси.

Как они смеют?!

  Последние несколько часов Лейси, укрывшись в своей комнате, прошагала — нет, прометалась — из угла в угол. Наверное, не одну милю. Но по-прежнему кипела от гнева.

  Она не поехала домой в свою квартиру, которую занимала вместе с Норой. Злость просто разрывала ее. Она чувствовала, что может натворить что-нибудь себе же во вред. К примеру, на подъездной дорожке, прямо под окнами, устроить страшный визг, скрипя тормозами машины. Слава Богу, они не знают, что она в доме, и Лейси пока не собирается выдавать себя и выкладывать им все, что думает о подлом заговоре.

  Но как ей хотелось это сделать! Как хотелось порвать все нити, связывавшие с семьей!

  Когда она была маленькой, они держали ее в четырех стенах детской, когда стала подростком, неделями изводили нравоучениями. Наконец, по каким-то признакам решив, будто она влюбилась в сына повара, отправили ее с глаз долой, в Швейцарию. В сырую, английского образца, темницу, которую они называли школой. Она попала туда, когда ее исключили из пансиона Святой Филомены — всего лишь за то, что она пустила золотых рыбок в церковную купель.

  Но такого еще не бывало. Подумать только, нанять похитителя, чтобы украсть ее!

   Когда она это услышала, больше всего ей хотелось распахнуть дверь и устроить дикий скандал, высказать им в лицо все, что она думает об их гнусном заговоре. К счастью, Лейси этого не сделала. Крохотная крупица здравого смысла остановила ее.

  Уж в этот-то раз они точно не правы. А не она. В этот раз они точно виноваты. Однозначно, по всем статьям. И незачем давать им повод для упреков: вот, мол, какая она нехорошая — подслушивала. В этот раз к ней не придраться, она чиста и невинна. И уж теперь-то им покажет!

  И этому хлыщу тоже покажет. Потому что, проклятие, ведь он согласился!

  Надо отдать ему должное, не сразу. Он молчал как рыба целое столетие. За это время треск петард в голове у Лейси поутих, а дядя Уоррен успел собраться с мыслями, готовясь к очередному раунду.

  — Вы, конечно, понимаете, никакого насилия, — наконец прервал он затянувшуюся паузу. — Вовсе нет. Никаких глупостей. Хе-хе. Просто на несколько дней надо убрать ее со сцены. Самое большее на неделю. Ради ее же пользы.

  — Почему?

  — Потому что .