Еще много было у Оли таких заветных мелких мечтаний. Но главное – муж должен быть… идеальный. И никаких телевизоров!

Оля представила себе, как будет выглядеть сцена с мусорным ведром в ее семье. И поняла – а никак не будет выглядеть! Не будет никакой сцены. Просто заходит Оленька на кухню – а ведро уже пустое и даже вымытое. А муж стоит у плиты в переднике и улыбается: «Ты чего сюда пришла? Ты же вымоталась за день, сегодня я готовлю ужин». А Оля… нет, не уйдет лежать на диван. Она засмеется и станет рядом. И они будут готовить ужин, болтая о том о сем.

А потом они сядут за совместно созданный кулинарный шедевр, муж откроет бутылку хорошего вина – болгарского или даже «Токая», – будут гореть свечи, вино будет светиться в бокалах, а потом муж отнесет ее на руках в спальню…

«А дети? – ехидно спросил здравый смысл. – Дети-то не спят еще!»

«У бабушки дети!» – огрызнулась Оленька.

Вот такой у нее будет идеальный муж. И пускай даже без «Волги». Хотя «Волга» как раз будет, наверное. Главному инженеру положена служебная.

Однако здравый смысл не собирался сдаваться. «И кто у нас будет идеальным мужем? Алеша? Макс?» Оля нахмурилась. Было понятно, что ни тот ни другой идеальными не являлись. Пока не являлись. Оленька была уверена в себе: год дрессировки – и все будет в порядке!

Оля вышла на кухню и застала очередную родительскую семейную идиллию.

Мама, чертыхаясь, терла на терке морковку в огромный таз. Это был остаток мешка, привезенного с сельхозработ. Костяшки пальцев уже были расцарапаны, мама злилась и рычала на отца.

– Конечно, как есть потом, так все горазды, а как помочь… Черт!!! А ты только и можешь, что газеты читать! Что есть мужик в доме, что нет… Как с водкой эту закуску есть, так будешь, а как пальцем о палец ударить… Черт!!!

Надо сказать, что отца эта тирада не задевала никак. Он спокойно продолжал хлебать суп из тарелки, читая газету.

А у Оли снова случилось прозрение. Она вдруг увидела свою будущую семейную жизнь. Вот она стоит, трет морковку, ранит пальчик, вот к ней подходит муж, нежно целует в пострадавшее место. Вот отбирает терку и делает все сам. Оля отчетливо видела сильные мужские руки, которые буквально в три движения расправляются с бедным корнеплодом, а вот лица разглядеть не могла.

Кто же это? Макс? Лешка?

Между тем неделя неумолимо истекала, как раненный гладиатор кровью. Квашин и Ширяевский поочередно попадались ей на пути и делали выразительные глаза: Макс – грозные, Алеша – печальные.

Все это очень щекотало нервы, но удовольствие приносило небольшое. В среду вечером Оленька осознала, что час пробил. Завтра ей придется сказать одному «да», а второму «нет». В какой-то миг в ней проснулась Настоящая Женщина, которая завопила: «Да пусть они сами разберутся! Принимать решения – мужская работа!» – но Оля подавила малодушный порыв. Она не собиралась пускать судьбу в свободное плавание, тем более доверять ее каким-то мальчишкам.

Оля взяла в руки пятнадцатикопеечную монетку и рядом на бумажке написала, что «орел» – это Макс, а «решка» – Алеша. Чтобы потом, когда монетка будет брошена, с перепугу не перепутать.

Минут десять Оля гипнотизировала денежку взглядом, убеждая ее принять единственно правильное решение, а потом быстро зажмурилась, потрясла сложенными ладошками – и хлоп на стол! Медленно убрала руку… На столе во всей красе гордо возлежал герб Советского Союза.

– Орел, значит, – прошептала Оля.

На всякий случай сверилась с бумажкой.

– Значит, Максим…

И тут у Оли перед глазами возник Алеша.