– Людям нужна прямолинейная история, со злодеями, чтобы их освистывать, и героями, чтобы за них болеть. – Вик сощурилась, глядя в морскую даль. – По моему опыту, это значит, что такие истории следует выдумывать.

– Но кто же…

Не имеет значения, насколько ты бдителен. Никто не может быть наготове все время.

Что-то промелькнуло в воздухе. Один из практиков. Он не издал ни звука – у него не было на это времени. Просто пролетел дюжину шагов и врезался в борт корабля, пробив обшивку и взметнув фонтан щепок.

Огарок отшатнулся, прикрывая руками голову. Вик вихрем развернулась и увидела второго практика, который катился по причалу, хлопая безжизненными конечностями. Из ниоткуда перед ней на фоне восходящего солнца вырос черный силуэт, приближающийся с невероятной быстротой. Она только начала поднимать руку, еще не придумав, что собирается сделать, когда ее запястье перехватили и сжали словно клещами. Одним рывком она взлетела в воздух, мир закрутился вокруг – и набережная впечаталась в ее грудную клетку, выбив дыхание одним сиплым выдохом.

Сквозь пелену она увидела перед собой сапоги. Старые, поношенные рабочие сапоги. Потом что-то закрыло ей лицо, и не осталось ничего, кроме темноты и ее собственного гулкого дыхания. Ей связали руки за спиной и потащили, подхватив под мышки. Носки ее башмаков скребли по набережной. Потом зашуршали по гальке. Потом – клац! клац! клац! – застучали по доскам причала.

Вик собралась с силами, пытаясь думать, превозмогая пульсирующую боль в голове и жгучую – в плече. Скорее всего, у нее будет только один шанс. А может быть, и одного не будет. Она уперлась ногой, попыталась вывернуться – но ее обхватили еще крепче, стиснув крепко, как обруч на бочке. В руку кинжалом вонзилась боль, заставив ее зашипеть сквозь зубы.

– Не советую, – произнес мужской голос у нее над ухом. Тихий, бесцветный, словно бы скучающий.

Со стуком распахнулась дверь, затем захлопнулась. Сапоги простучали по прогибающемуся дощатому полу. Ее сгрузили на стул. Скрип дерева, шорох веревки – ее руки накрепко привязали к спинке, а лодыжки к ножкам.

– Ладно, снимай.

С ее головы стащили мешок.

Какой-то темный сарай, провонявший дегтем и рыбой. Сквозь щели между досками пробивались столбы света. Вдоль одной стены были составлены осклизлые крабовые ловушки. Возможно, подумала Вик, ей предстоит здесь умереть. Пожалуй, видала она места и похуже.

На столе сидела высокая женщина, сложив руки на груди и глядя на Вик сверху вниз сощуренными глазами. Ее седые, коротко стриженные волосы стояли торчком, узкое лицо было изборождено глубокими морщинами. Годам к шестидесяти, скорее всего. Спокойная, сосредоточенная. Она не пыталась принять угрожающий вид. В этом не было необходимости.

– Знаешь, кто я? – спросила она.

Стирийский акцент. Впрочем, на общем наречии она говорила вполне уверенно. Как человек, который провел в Союзе много времени.

В голове у Вик по-прежнему грохотало после удара о набережную. Кожу черепа щекотала струйка крови. В плече пульсировало, все сильнее и тошнотворнее. Однако она, как могла, старалась не показывать боли. Показывать свою боль – значит напрашиваться на новую.

– Догадываюсь, – ответила Вик.

– Ну так говори, не томи.

– Шайло Витари, Министр Шепотов при Талинской Змее.

Если у Костлявого и был какой-то аналог по эту сторону Круга Морей, то он находился перед ней.

– Очень хорошо. – Витари улыбнулась, и вокруг ее глаз собрались жесткие морщинки. – Она мне уже нравится! Она тебе нравится?

Ее скучающий компаньон неопределенно хмыкнул – словно на самом деле ему было все равно, нравится ему что-либо или нет.