|
Он тормошил, ласкал, утешал, призывал к вечной жизни, вечному счастью и вечной любви. Я словно рождалась заново в этот миг, растянувшийся в вечность, и, рождаясь, я знала, что иду не в мир зла и печали, но лечу во вселенную, которая была создана высшими силами исключительно для меня. В этом мире меня не ждали несчастья и болезни, ложь и предательство, насилие и грубость, зависть и лесть, равнодушие и жестокость. Здесь все и всё были мне рады, ждали меня, любили меня, желали меня… И там, в этой заветной вселенной, существовал Матвей, который уже входил в меня нежно, но властно: трепетно, но с той долей грубости, что выдает настоящего мужчину — завоевателя, хозяина, повелителя, господина…
И я заплакала снова, почувствовав внутри себя мужчину. Этого мужчину. Моего мужчину! Мне так хотелось сейчас отдаться ему — по-настоящему, без остатка!.. Но это было невозможно, потому что я и так уже отдалась ему вся. Единственное, что могла, — это помогать ему движениями бедер, толчками ягодиц, сокращениями внутренних мышц… А пальцы мои бегали по спине любимого, путались в волосах, ныряли в ложбинки и впадины, карабкались на горы и кручи. Уста мои сжимали нежные губы Матвея, на которых сохранился терпкий вкус моего тела, язык искал и находил проход между ними, прорывался внутрь, встречаясь с языком любимого и начиная с ним танец, повторяющий движения наших объятых бурной страстью тел. Мир сомкнулся для нас в кольцо, сжался спиралью, возвращая из небытия случившееся за века и тысячелетия до нас и соединяя с отдаленным грядущим то, чем дышали мы в это мгновение. Время остановило свой бег… Наше дыхание стало единым. Стон сладострастия хоть и звучал на два голоса, но издавал его один инструмент, настроенный под общий камертон. А наши сердца — они давно уже бились в унисон. Когда Матвей излился в меня, мне показалось, что окончательно соединились наши сущности. Нет больше на свете Матвея Говорова и Майи Черниковой, а родилось некое новое существо, у которого нет пока имени, но есть общее, что было у этих двух людей, плюс то, что находится выше человеческих качеств, что доступно для понимания лишь космическим силам и что эти силы дают иногда людям от щедрот своих. И этот нечаянный подарок небесных сил достался на сей раз нам, а мы, не понимая его сути и не пытаясь ее понять, пользуемся его содержимым, наслаждаемся им, восторгаемся, удивляемся, словно дети красивому свертку под елкой. А ведь мы еще только-только начали развязывать бантик на его упаковке! Что же нас ждет там, внутри, под шуршащим цветным целлофаном?.. Мы лежали, раскинувшись, на травяном ковре, опустошенные и в то же самое время наполненные до краев тем, что обрушилось на нас в последние дни и ночи, и я наконец-то смогла произнести те самые слова, что ждал от меня Матвей. — Я люблю тебя, — тихо сказала я, глядя в синее-синее небо. Интересно, а хватит ли у меня мужества повторить эти слова наяву?
Матвей
Вот и пролетела эта странная неделя. Нет, пожалуй, «странная» — не совсем правильное определение… Необычная, знаковая, роковая… Все не то! Все слишком мелко, поверхностно, неточно. Впрочем, и сама неделя еще не закончилась, прошла лишь ее рабочая часть. Наступила суббота — долгая, мучительная, первая, наверное, суббота в моей сознательной жизни, окончания которой я с таким нетерпением ждал. Пожалуй, именно в этот день я окончательно убедился, что люблю Майю. Ведь я не мог без нее жить. Все валилось у меня из рук, ничего не шло на ум, все вызывало тоску и глухое раздражение. Я лишь ждал, ждал, ждал… Ждал ночи. Того яркого, словно вспышка магния, мгновения встречи, когда вновь замрет сердце, подкатит к горлу сладкий комок, защекочет в животе, побегут по коже мурашки… Я жил ожиданием, я мечтал о встрече, я жаждал ее сильнее глотка воды в знойной пустыне. |
