Он нежно посасывал ее до тех пор, пока не начало течь молоко. Синжун резко поднял голову и уставился на ее грудь. Она глянула вниз и увидела, что на одном из сосков осталась капля молока.
— Знаешь, я ревновал тебя к собственному сыну, когда увидел, как он сосет твою грудь, — медленно произнес он.
Кристи охнула от удивления, услышав столь откровенные слова.
— Почему ты ревнуешь? Я ведь даже не нравлюсь тебе.
Он ухмыльнулся:
— Мне нравится твое тело. К тому же Грешник любит удовлетворять женщин.
Кристи поморщилась — его жестокие слова задели ее.
— Самодовольный мерзавец! Грешник может катиться прямиком в пекло. — Она оттолкнула его. — Оставь меня!
Лицо Синжуна словно окаменело.
— Ты что, отказываешь мне?
Кристи встретила его недобрый взгляд, и ей захотелось ударить его.
— Черт, Синжун! У тебя вообще есть сердце? А как же любовь?
— Любовь? — Он казался удивленным. — Любовь для Грешника — это пустой звук. Любовь — это сказка, Кристи. Возможно, кто-то и воспринимает ее серьезно, но я считаю, что все это выдумка, в которую верят только невинные дети вроде Ниелла.
— По крайней мере, ты признаешь, что любишь своего сына, — тихо сказала она.
— Да, Ниелл еще слишком мал, чтобы врать мне. — Он вздохнул и крепче прижал ее к себе. — Но отсутствие взаимной любви не значит, что мы не можем доставить друг другу удовольствие.
Кристи промолчала, а боль внутри нее стала невыносимой. Она нуждалась в Синжуне, мучилась от неразделенных чувств и от того, что никогда не познает его любви.
— Ты совсем ничего ко мне не чувствуешь?
— Я помню…
Он внезапно умолк, словно боялся, что может сказать то, о чем потом будет сожалеть.
— Что ты помнишь? — спросила Кристи.
Его лицо посуровело.
— Все твое вранье, твои выдумки, твою двуличность — вот что я помню.
— Уходи, Синжун, — сказала Кристи, всхлипнув.
Из всего, что он когда-либо говорил ей, эти слова задели ее больнее всего.
— Уйду, но не сейчас.
Его руки спустились к ее бедрам, а потом подняли ее ночную рубашку, оголяя шелковистую белую кожу, сияющую при свете камина. Кристи протестующе вскрикнула, когда он, приподняв ее, стянул и швырнул в угол ее рубашку.
— Ты прекрасно умеешь соблазнять женщин, — сказала Кристи дрожащим голосом.
Она теряла соображение, когда жар его тела и его запах проникали в нее.
— Нам всегда было хорошо вместе, — прошептал он, целуя ее.
Их губы слились в поцелуе — глубоком, грубом, страстном. Она пыталась сопротивляться, но у нее ничего не вышло. У Кристи голова шла кругом, а тело горело, словно в огне. Она вскрикнула, дрожа, когда он оставил ее губы и стал целовать тело, постепенно спускаясь все ниже. Когда он развел ей ноги, она приподнялась, ожидая, что он войдет в нее, и была ошеломлена, когда Синжуна стал ласкать ее лобок, покрытый волосами. Ее бедра выгнулись к жару его языка, который исследовал все ее нежные складки и набухшие бугорки. С ее губ сорвался стон, и она прижалась к нему, отдаваясь этой самой интимной ласке из всех, испытанных ею. Он долго ласкал ее, погружаясь в ее влажные глубины, а потом нашел самое чувствительное место, и Кристи задрожала, ощутив непреодолимое желание. Так опытный музыкант играет на своем инструменте, приближаясь к ослепительному финалу. Движения его языка, нежные ласки снова и снова — и вот она уже не может терпеть. Он крепко прижимал ее к себе, обжигая своим дыханием, доводя ее до такого состояния, когда она полностью подчинилась желаниям своего тела. |