|
..?
– Так тебе не больно?
– Физически нет.
Возбуждение вернулось, и он крутанулся.
– Крылья – подарок. – Удовольствие наполнило его, когда Колдо сложил кончики крыльев, а потом вытянул их во всю длину. – Потрогай. Они реальны.
Она протянула руку, и кончики пальцев заскользили вниз по изгибу крыла. Колдо закрыл глаза и наслаждался. Еще в детстве никто кроме матери не прикасался к ним, и никогда именно так. Никогда так нежно, так ласково.
– Они прекрасны, – сказала она. – Но довольно трудно наслаждаться ими, когда знаешь, что в хижине на заднем дворе заперта женщина, и не понимаешь почему.
Колдо развернулся, его восторг исчез. Она знает. "Он хотел этого", – напомнил себе. Хотел, чтобы она узнала об этой его стороне. Чтобы узнала его, всего его. Чтобы хотела быть с ним, несмотря ни на что.
– Она требовала освободить ее.
– Но ты этого не сделала, – заявил он. Она не могла. Там нет двери.
– Нет. – Ее рука взметнулась к шее, потирая. – Кто она?
Колдо наблюдал, как перо парило в воздухе, опускаясь на пол, и боролся со страхом. Что если Никола посчитает его монстром? Что если решит оставить его?
Выясним сейчас, прежде чем она станет зависеть от него сильнее.
– Моя... мать.
Челюсть Николы отвисла.
– Что? Почему? – спросила она, подходя к нему и кладя руку на обнаженную грудь. – Потому что она лишила тебя первой пары крыльев?
Во рту пересохло.
– Среди прочего, да. – Пойми. Пожалуйста. – Кроме того, она бросила меня в гнезде гадюк. Я был настолько ослаблен, что не мог сбежать, и годами меня заставляли делать ужасные вещи, чтобы выжить.
Сочувствие отразилось на ее лице.
– Я сожалею об этом. По-настоящему, но нельзя заставлять ее платить за это таким образом. Тебе нужно отвести ее к судье из ваших людей. У вас же есть судья, да?
Он сухо кивнул.
– Я не знаю, каким будет ее приговор, будет ли он достаточно суровым.
Никола нахмурилась.
– Это не твоя обязанность.
– Она ненавидит меня. Без всяких причин ненавидит. И даже не сожалеет о содеянном. Она гордится.
– А ты что? Хочешь подвергнуть ее всей той боли, что она причинила тебе? – спросила она ошеломленно. – Да. Хочешь. Это ее волосы ты отрезал в тот день, так?
Он помедлил, затем кивнул.
– И ты так разозлился на себя, так расстроился. Колдо, разве ты не видишь? Чем дольше ты ее держишь, тем больше вероятность, что нанесешь ей непоправимый вред. И если сделаешь это, то никогда не сможешь простить себя.
Он вдохнул... выдохнул.
– Она заслужила страдания.
– Может быть и так, но ненависть делает тебя таким же пленником, как и она. Ты неспособен даже увидеть это.
– Меня это не заботит.
– Ну, а меня заботит. Отведи ее к вашим судьям.
Упрямая женщина, как ему и было известно.
Гнев заклокотал в груди.
– Тебе тоже причинили боль. Ужасную боль, и ты даже была не в состоянии дать сдачи. Ну, что бы ты сделала, если бы наконец представилась возможность взять реванш?
Прежде чем она смогла ответить, он переместился в квартиру мужчины, убившего ее родителей и брата. О, да. Он запомнил адрес. Мужчина сидел на диване, смотрел телевизор и пил пиво. Нахмурившись, Колдо материализовался. Человек заметил его, выругался и отполз. Колдо схватил его за шиворот и вернулся в спальню в Панаме.
Никола, до этого расхаживающая перед кроватью, замерла.
Колдо толкнул мужчину на пол, лицом вниз.
– Что у тебя есть сказать тому, кто убил твою семью?
– Ч-что происходит? – закричал человек, о котором шла речь. |