Эйлида с трудом понимала, что он говорит, но глаза, устремленные на него, сияли как звезды, а губы трепетали от его поцелуя.

Доран глянул поверх ее головы и увидел на кровати сложенное одеяло. Взял его и накинул Эйлиде на плечи. Потом провел ее по коридору в комнату, где ждали китайцы. Почувствовал, как она крепко прижалась к нему, и понял, что она боится.

Доран остановился перед Лэуном и сказал:

— Моей жене не причинили боли. Теперь я верну тебе то, за чем ты приехал в такую даль.

Пока он говорил, Чанг спрятал пистолет в карман и развернул сверток.

В руках у него оказался красивый деревянный ларец с инкрустацией.

Чанг вручил ларец Дорану, тот открыл его, и Эйлида, к своему удивлению, увидела золотую статуэтку Будды, по-видимому, очень старинную.

Доран смотрел на статуэтку; Эйлида поняла, что он хочет, чтобы она получше разглядела изображение. Она увидела, что сделанный из золота Будда восседает на подставке, которая вначале показалась ей большим куском нефрита.

Но вот подставка сверкнула, и Эйлида поняла, что это огромный изумруд.

Доран торжественно передал Будду Лэуну.

Лицо китайца оставалось по-восточному неподвижным и лишенным выражения, но руки, потянувшиеся к ларцу, выдавали его волнение.

Другие три китайца вначале упали на колени, а потом простерлись ниц и коснулись лбами пола.

— Как видишь, — заговорил Доран, — твое сокровище было у меня в полной сохранности. Советую тебе впредь следовать учению Будды, тогда ты не потеряешь его изображение вновь.

Лэун, казалось, не слышал слов Уинтона. Он смотрел и смотрел на статуэтку, как бы желая окончательно убедиться, что она в самом деле перед ним.

Потом Лэун закрыл глаза и произнес:

— Идите с миром, мистер Уинтон! Война между нами окончена.

— Как ты говоришь, — ответил ему Доран, — больше нет места вражде.

Он повернулся к Эйлиде, накинул край одеяла ей на голову и поднял жену на руки.

— Я требую, чтобы твой слуги, — повелительно обратился он к Лэуну, — проводили нас до того места, где стоит наша карета.

— Мои люди к вашим услугам, — ответил Лэун.

Доран наклонил голову, а китаец поклонился самым почтительным образом.

Первым вышел китаец с косой, за ним Доран с Эйлидой на руках, замыкали шествие оба телохранителя и Чанг.

Эйлида ощущала силу рук Дорана. Ее пугала толпа на улице, пугали пьяные матросы, которых она видела по пути в курильню, и она спрятала лицо на плече у Дорана.

Когда они вышли на улицу, шум сделался оглушительным. Но Эйлида не видела буйной драки между двумя матросами — чернокожим и белым. Вокруг этой парочки теснились зрители, и каждый подбадривал своего фаворита.

Китаец с косой прокладывал дорогу в толпе, телохранители и Чанг оберегали Дорана с его ношей сзади, защищая от приставаний уличных красоток, прельщенных мундиром Уинтона, и от возможных нападений пьяных матросов, которые, еле держась на ногах, пытались начать разговор заплетающимся языком.

Карманных воров, рассчитывающих на поживу при виде человека более высокого, с их точки зрения, общественного статуса, просто отшвыривали в сторону.

Доран шел быстро и почувствовал облегчение, увидев карету на том же месте, где ее оставил. Бережно усадив Эйлиду в экипаж, он дал китайцам три золотых соверена; Чанг вскочил на козлы, и карета двинулась с места.

Доран сел радом с Эйлидой, обнял ее, сдвинул одеяло у нее с головы.

— Это никогда не повторится! — поклялся он.

Теперь, когда она была вместе с ним, Эйлида почувствовала, что не в силах удержать слезы, и заплакала.

— Все хорошо, моя любимая, — успокаивал ее Доран, — ты в безопасности, ты должна была знать, что я разыщу тебя.