Мы должны поддерживать друг друга, Дэвид, и я не могу… остаться в одиночестве.
— Найдется же кто-то, кроме этой свиньи Шаттла!
Эйлида рассмеялась.
— Ты всерьез считаешь, что здесь у меня есть возможность встретить мужчину? Я никого не могу пригласить в дом, потому что мы не в состоянии оказать хоть какое-то гостеприимство.
— Ты пристыдила меня, — смутился граф. — Я понимаю, что вел себя неблагодарно и эгоистично. Я должен был думать о тебе, а не развлекаться в Лондоне.
— Я все поняла, — возразила Эйлида. — Ведь когда ты вернулся с войны, мне было всего семнадцать лет.
— Теперь тебе почти девятнадцать, и ты хороша собой, Эйлида! Если бы я мог отвезти тебя в Лондон, я уверен, что ты получила бы дюжину предложений вступить в брак.
— Мне это совершенно не нужно, — возразила Эйлида. — Я тебе уже сказала, что ненавижу мужчин. Если бы у нас было хоть немного денег, я была бы вполне счастлива здесь… со своими лошадьми и собаками.
— Ты так говоришь только из-за грязных предложений Шаттла, сердито заметил Дэвид. — Как он вообще с тобой познакомился?
Эйлида рассмеялась.
— Он охотился, и лошадь потеряла подкову. Увидев издали, как солидно выгладит Блэйк-холл, он решил, что мы держим кузнеца.
Граф тоже не удержался от смеха.
— То-то он, должно быть, удивился, разглядев, что конюшни развалились!
— Он разглядел меня! — поправила брата Эйлида. — И этого оказалось достаточно! С тех пор он не оставляет меня в покое, и я вынуждена прятаться каждый раз, как завижу его на дороге к дому.
— К дьяволу его! Мне следовало давно уже вышвырнуть его отсюда!
— А между тем ты принимал, и даже с удовольствием, вино, которое он присылал.
— Но я понятия не имел, что он предлагает тебе стать его содержанкой!
— Ничего другого он и не имеет возможности предложить. Но если бы он овдовел, я не приняла бы ни его денег, ни его самого. Я его ненавижу! Меня от него просто в дрожь бросает. Последний его подарок я швырнула в экипаж, когда он отсюда уезжал.
— А что это было? — спросил Дэвид.
— Браслет с бриллиантами, как он утверждал, но я даже футляр не открывала.
Ей и без слов стало ясно, о чем подумал брат: этими бриллиантами можно было бы расплатиться хотя бы с частью долгов.
— Помни, что ты Блэйкни, — сказала она строго. — Если нам суждено пойти ко дну, потонем с развевающимися флагами и высоко поднятой головой!
Поздним вечером, после того как они скромно поужинали кроликом и овощами, Эйлида предложила графу открыть банкетный зал.
Они расставили немногие сохранившиеся стулья в конце зала, под балконом для менестрелей.
— Примем своих гостей здесь, сказала Эйлида, — и ты расскажешь им о нашем положении. Она видела, что граф собирается отказаться, и предупредила его отказ словами: — Тебе не нужно прибедняться, просто говори откровенно и честно.
— А почему именно так? — мрачно спросил граф.
— Потому что нет смысла быть грубым и скрытным. Будь откровенным и к тому же вырази сожаление, что так много им задолжал. Держись любезно, и тогда они, возможно, не поведут себя настолько мстительно, чтобы упрятать тебя в тюрьму.
Графа явно не убедили ее слова, и Эйлида продолжала:
— Проявляя вежливость, мы ничего не теряем, а угодив за решетку, ты уж, конечно, не найдешь себе работу.
— Работу?! — воскликнул граф. — Что ты имеешь в виду?
— Но ведь есть же что-то, чем ты в состоянии заниматься… Ты когда-нибудь пытался подвести счет своим дарованиям?
— У меня их нет. |