Алеша, весь бледный и трепещущий, докончил письмо. На лбу его выступили крупные капли пота. Слезы душили горло. Сердце билось до того, что он слышал, улавливал ухом каждый удар его. Наконец, он не выдержал, упал головою на стол и, выронив письмо из рук, горько, неудержимо заплакал. Болезненная тоска по матери, отчаянный страх за ее участь и полное бессилие помочь ей сломили энергию и силы юноши.

— Мама! Мама! — рвалось стонами и воплями из его души, — что я сделал с тобою, мама! Я не должен был поддаваться безделью все это время!.. Надо было приказать себе работать!.. Надо было…

И Алексей зарыдал еще сильнее.

Отчаяние так остро захватило юношу, что он не слышал, как легкими, крадущимися шагами вошел в комнату Марин.

— О чем это вы так печалитесь, Алексей Иванович? — спросил он.

Алеша, обрадованный, что может хоть кому-нибудь рассказать про свое горе, в нескольких словах передал содержание письма матери.

— Зачем плакать! — произнес, выслушав его и кладя ему руку на плечо, вкрадчивым голосом Марин. — Право, плакать не стоит.

— Как не стоит? Это ужасно: моя мама погибнет… умрет, — с дрожью в голосе прошептал Алеша, — и я не могу ничем ей помочь. Ведь я до сих пор, за исключением тех пяти рублей, которые вы мне принесли, не заработал ни гроша…

— Так что же? Успеете еще заработать, а пока я могу вам помочь, вам и ей…

— Вы! — радостно воскликнул Алеша. — О! Дмитрий Васильевич, вы не знаете, как я вам буду обязан… Я готов все, все сделать, что только вы прикажете, только дайте мне возможность послать маме денег…

— И пошлете, если хотите, даже сегодня еще, если только мы столкуемся… Но здесь неудобно разговаривать. Вероятно, сейчас придут наши знакомые, а мне нужно вам кое-что объяснить — помешают. Пойдемте рядом в трактирчик, попьем там чайку, перекусим и покалякаем. Я привык дела всегда обделывать в трактире… Идем, что ли?

— Идем! Идем! — оживляясь, произнес Алеша.

И он с глубокой надеждой вскинул глаза на Марина.

— Не горюйте! Устроим все как следует! А теперь шагом марш! Поворот направо! — весело захихикал Марин, увлекая своего юного жильца в переднюю.

— Нюрка! к обеду нас не жди! — крикнул он, — мы с Алексеем Ивановичем кутим сегодня!

VII

Марин привел Алешу в трактир и занял с ним отдельную комнатку, где обыкновенно мелкие купцы решали свои торговые дела.

— Ты, любезный мой, — обратился к прислуживающему мальчику Марин, — принеси нам водочки графинчик да осетринки на закуску.

— Слушаю, господин! — и маленький слуга кинулся со всех ног исполнять приказание.

Через пять минут на столе перед Алешей и его спутником очутился графин водки и закуска.

— Я не пью водки! — заявил Ратманин, брезгливо косясь на графин.

— Вот и напрасно. В иных случаях это очень полезно, молодой человек. А впрочем, я не неволю… Ступай, мальчуган, и принеси молодому барину чаю, — крикнул он затем.

Слуга немедленно принес целый чайник.

— Поставь и уходи, ты нам больше не нужен, — приказал Марин слуге.

И когда тот, шурша подошвами, исчез за дверью, Марин положил руку на плечо Алеши и произнес:

— Вы должны послать вашей матушке немедленно денег. Да?

— Да, — произнес Алеша упавшим голосом.

— Должны заплатить мне за обеды, комнату и кой-какие должишки по приему гостей?

— Да! — снова подтвердил глухим голосом юноша.