— Какая разница, сэр? Они убеждены, что мы прикрыли проект только для отвода глаз, а сами в тайне продолжают работу. Это вполне соответствует их собственной стратегии…

Президент поднял карандаш и начал что-то машинально рисовать в блокноте.

— Как звали того старого генерала, — спросил он, — который закатил целый скандал, когда мы отказались от проекта? Помню, я был тогда в сенате. Он так и вился вокруг меня.

— Бауэрс, сэр, — напомнил председатель ОКНШ.

— Да, верно. Что с ним стало?

— Ушел в отставку.

— Жаль, хотя, думаю, теперь это не имеет значения. — Он нарисовал что-то еще и наконец сказал: — Джентльмены, похоже, вы правы. Сколько времени, вы говорите, у нас осталось?

— Максимум девяносто дней. В худшем случае — дней тридцать.

Президент взглянул на председателя ОКНШ.

— Мы готовы, как никогда, — доложил председатель. — Думаю, мы справимся с ними. Конечно, есть некоторые…

— Знаю, — сказал президент.

— Может быть, припугнуть их? — предложил министр иностранных дел, переходя на шепот. — Я знаю, это их не остановит, но по крайней мере мы выгадаем какое-то время.

— Вы хотите дать им понять, что у нас есть машина времени?

Министр кивнул.

— Нам это не удастся, — устало возразил директор ЦРУ. — Если бы мы ее действительно имели, тогда бы не было проблем. По своим каналам они бы тут же узнали, что она у нас есть, и превратились бы в добрых воспитанных соседей.

— Но ее у нас нет, — мрачно подытожил президент.

10

Поздним вечером, вскинув на плечи оленя, подвешенного к шесту, двое охотников повернули домой.

При дыхании с их губ срывался пар, было очень холодно, и они уже не помнили, сколько дней кряду с неба падал снег.

— Меня тревожит Уэс, — тяжело дыша, сказал Купер. — Он принимает это слишком близко к сердцу. Мы должны присматривать за ним.

— Давай передохнем, — задыхаясь, предложил Хадсон.

Они остановились и опустили оленя на землю.

— Он во всем винит только себя, — продолжал Купер, смахивая пот со лба. — Причем совершенно напрасно. Каждый из нас знал, на что шел.

— Он злится на себя, и сам понимает это, но злость помогает ему не сдаваться. Пока он ковыряется в своей штуковине, с ним будет все в порядке.

— Ему не удастся починить модуль, Чак.

— Знаю, что не удастся. И он тоже это знает. У него нет ни инструментов, ни материалов. Вернись мы обратно в мастерскую, он еще мог бы что-то сделать, но здесь все его попытки обречены на провал.

— Да, ему нелегко.

— Всем нам нелегко.

— Да, но не нам пришла в голову внезапная идея, из-за которой два старых приятеля оказались в безвыходном положении на самых, можно сказать, задворках времени. И он не может выбросить это из головы, сколько бы мы не говорили, что все хорошо, что мы вообще об этом не думаем.

— Да, такое трудно принять, Джонни.