Время близилось к полудню. Мы с Амелией устали, как собаки, но не хотели, просто не могли спать. А я вообще не собирался больше спать в той комнате, хотя ко мне подходил дневальный и сообщил, что там все «прибрано». Отмыто, отчищено и мусор вынесен – пара мешков с человечиной.

К нам подошла женщина с корзинами, в которых лежали ломти хлеба и сваренные вкрутую яйца. Мы расстелили на ступеньках кусок газеты и перекусили, размазав яйца по хлебу.

Тут подошла еще одна женщина, средних лет, с радостной улыбкой на лице. Я сперва ее не узнал.

– Вы – сержант Класс? Джулиан?

– Buenos dias[20], – поздоровался я.

– Я обязана вам всем, что у меня есть, – проговорила она дрожащим от волнения голосом.

И тут я вспомнил – это лицо и этот голос.

– Мэр Мадеро?

Она кивнула.

– Несколько месяцев назад, когда мы летели на вертолете, вы не дали мне себя убить. Я попала в la Zona и была conectada[21], и вот теперь я жива, и более чем жива. Только благодаря вашему состраданию и внимательности. Все время, пока я изменялась, в эти последние две недели, я надеялась, что вы еще живы и мы когда‑нибудь сможем – как вы это называете – «подключиться» вместе, – Мадеро улыбнулась. – Какой у вас забавный язык!

А потом я пришла сюда и узнала, что вы живы, но утратили эту возможность. Но я была с теми, кто знал вас и любил вас, когда вы тоже могли чувствовать сердца других.

Она взяла меня за руку, потом посмотрела на Амелию и протянула ей вторую руку.

– Амелия… Наши с вами сердца тоже соприкасались, хоть и на одно мгновение.

Мы втроем молча взялись за руки, соединившись в замкнутое кольцо. Трое людей, которые едва не расстались с жизнью – из‑за любви, из‑за гнева, из‑за скорби.

– Вы… Вы… No hay palabras, – выдохнула из себя Мадеро. – Я не в силах выразить это словами! – она высвободила свои руки и пошла к берегу, плача от счастья.

Мы сели и какое‑то время смотрели ей вслед, крепко держась за руки, а наш хлеб с яйцами засыхал на солнце.

Одни, но вместе. И так будет всегда.