— Дотти? — сказал Боудри. — Возьми карандаш и бумагу и запиши все, что расскажет этот человек. Потом он подпишет. Но вначале… — левой рукой Боудри залез в седельную сумку и достал оттуда маленькую библию, — вначале пусть поклянется.

Остальные ждали в молчании. Один из них в тревоге дернулся.

— Ларидо, подумай, что ты делаешь!

— А я уже подумал. Если меня поставят перед судом, то кто-нибудь меня обязательно узнает. Что мне сделали такого хорошего эти Татумы, чтобы я за них висел? Они мне платили, а я отрабатывал каждый цент. Они мне остались должны за несколько дней, но пусть они подавятся своими деньгами.

Ларидо начал говорить.

— Нас послали на ранчо Петтибона, и Татум сказал, что ему наплевать, что будет с юнцами, ему не хочется, чтобы они путались под ногами. Он приказал выгнать их отсюда или еще что-нибудь такое, он сказал, что Джош все равно не вернется. Вот что сказал нам Ниро Татум.

Ему дали лист, на котором записывали его показания, и он подписался. Не говоря ни слова, Боудри срезал веревки и показал на лошадей.

— Бери свою и убирайся!

С минуту все молчали.

— А как насчет меня? — спросил жестокого вида человек в рубашке с грязным воротничком. — Мне можно подписать и уехать?

— Будь ты проклят, Бад! — Один из оставшихся рванулся к нему, но поскольку он был связан по рукам и ногам, смог только боднуть его головой. Бад отпихнул его.

— Ладно, Бад. Подписывай и уезжай, но ты будешь последним.

— Что? Это нечестно! Послушайте, вы…

— У вас всех была возможность. Теперь ее нет. Вы пойдете под суд.

Почти все население Меските, которое составляло триста пятьдесят два человека, собралось на улице рядом с танцевальным залом, служившим одновременно и залом суда. Никто из собравшихся не видел, как вчера поздней ночью в город въехала повозка. Поклажу сгрузили в заброшенной конюшне, и Чик остался сторожить ее.

Видевшие Боудри перед конюшней удивлялись, что делает здесь этот человек в черной шляпе с низкой тульей и двумя револьверами на оружейном поясе. К нему присоединился худощавый рыжеволосый ковбой, который тоже стал охранять конюшню.

Костлявый судья Эрни Уолтерс, судья милостью Ниро Татума и еще двух крупных землевладельцев, объявил о начале заседания. Как всегда, заседания шли вне всякой процедуры и в основном зависели от знания законов судебными властями или от отсутствия оного.

Клод Баттен, обвинитель, представлял суду дело против Петтибона.

Уолтерс ударил в гонг и строгим взглядом оглядел зал.

— Если кто-то тут вздумал устроить суд Линча, то пусть выкинет это из головы. Петтибона ждет справедливый суд, суд закона, а уж потом мы его повесим. Объявляю заседание открытым!

Начал Баттен:

— Ваша честь, господа присяжные и публика, суд собрался, чтобы выслушать показания и вынести приговор этому никчемному воришке Джошу Петтибону, который обвиняется в отравлении великолепной вороной кобылы нашего хорошего друга и примерного гражданина Ниро Татума. Петтибон уже сидел год в тюрьме за преступление против Багса Татума, брата Ниро. Освободившись, он приехал сюда, отхватил кусок земли рядом с владением Ниро Татума и ждал своего часа, чтобы расквитаться. Он отравил лучшую племенную кобылу, какую только можно найти отсюда до Сан-Антонио!

Сверкающим взором он оглядел собравшихся, остановившись на мгновение на бесстрастном лице Чика Боудри — единственном незнакомом лице в зале.

— Фосс Дил! — приказал Баттен.