— Флоренс Маннхайм. — Платт уже не целился в Мэнсо. — Бред какой-то!.. У меня никогда не было сына.

— Она говорила, что не сообщила вам о ребенке.

— Не помню я никакой Флоренс Маннхайм.

— Она сказала, что вы скорее всего ее не помните. Расспросить ее поподробнее я не мог. Она умирала. Я как раз вернулся из армии; она умирала, но сказала, что должна мне кое-что сообщить. Я ответил: «Успокойся, еще успеешь», — однако она уже говорила, что никакого Эдуарда Маннхайма не было и в помине, а мой отец — Альберт Платт. Она сказала, что уехала с Айленда и сдала меня в Дом малютки, поэтому мое рождение нигде не зарегистрировано. У меня действительно не было свидетельства о рождении. Когда мне исполнилось шестнадцать, я с трудом получил водительское удостоверение. Для этого пришлось принести справку из школы, подтверждающую мой возраст.

Платт стоял в глубокой задумчивости, прикрыв глаза.

— И сколько же тебе лет?

— В феврале исполнится двадцать восемь.

— Так какого ты года? Сорок первого?

— Совершенно верно. Зачали меня в сороковом, в конце мая или начале июня.

— Я вот и стараюсь припомнить. Сын. Поначалу я не думал о детях, а когда такие мысли начали приходить мне в голову... Помнится, я подхватил что-то венерическое. Одна испанка заразила пол-Бруклина. Но уж потом мы с ней посчитались. Готов спорить, больше она никого не наградила триппером. — Платт рассмеялся, но тут же вновь насупился. — Пару лет назад я обращался к врачу. Он сказал, что теперь детей у меня быть не может, а возможная причина — тот самый триппер. И когда же это случилось? Вроде бы в сорок втором или сорок третьем.

«Вот и славненько», — подумал Мэнсо.

— Май или июнь сорокового. Даже не знаю, то ли ты хитрец, то ли и впрямь мой сын... К этому трудно привыкнуть. Тогда я сам был мальчишкой. Сороковой год. Да мне было всего девятнадцать!

— А моей матери семнадцать!..

— Девятнадцать. Да, тогда я трахал всех, кто попадался под руку. — Платт улыбнулся, вспоминая те времена. — Чего мы тогда только не вытворяли! Кто-то сказал, что я трахнул бы и змею, если б кто-то держал ей голову. А что она тебе говорила? Мы долго встречались или как?

— Она сказала, только раз.

— Только раз? — фыркнул Платт. — С чего она взяла, что это моя работа?

— Вы были единственным. Она сказала, что вы принудили ее.

— То есть изнасиловал?

— Этого она не говорила.

— Да. — Платт медленно кивнул. — Тогда такое случалось. Девок было хоть пруд пруди. Снимаешь ее, угощаешь стаканчиком... и больше не видишь. Зачастую даже не знаешь, как ее звали. Флоренс!.. В нашем районе это было самое распространенное имя. Только обычно его сокращали до Фло. Нынче оно встречается реже. От чего она умерла?

— Рак.

— Тяжелое дело. Фло Маннхайм? Не припоминаю. Как она выглядела? Какого цвета были волосы?

— Светло-каштановые.

— А у тебя черные. Как у меня, так? Проклятие, такого я и представить себе не мог! Какое-то безумие!..

Мэнсо кивнул:

— Я тоже сходил с ума все эти месяцы после ее признания. Или у меня есть отец, или нет, а доказать я ничего не мог. Поэтому и решил присмотреться к вам.

— Наводил справки?

— Точно. А когда мне сказали, что вы в Вегасе, полетел туда, чтобы познакомиться с вами поближе. Остановился в том же отеле. Как-то вечером сел с вами за один стол в казино.

— Ты много играешь?

— Случается.