Новости мои, конечно, скучные и толку от них чуть, подумал я, но все же продолжал: «Она мне рассказала массу всякой всячины про политическое его прошлое, про его связи с венгерским режимом и так далее». «Это представляет интерес?» — спросила Брукнер. «Если это правда, это динамит под его репутацию, — ответил я. — Беда, что я не знаю, верить ли хоть одному ее словечку». «Вы позвонили мне, а сами не уверены, что это правда?» «Я считаю, это нужно тщательно проверить, — сказал я, — поэтому и позвонил. Подумал, окажись вы в Лондоне, мы пошли б куда-нибудь перекусить и сопоставили бы наши записи. Я вовсе не спешу это публиковать». «А что, вы собирались?» «Она хочет этого», — сказал я. Воцарилась пауза, потом Козима произнесла: «Пожалуйста, послушайте меня внимательно. Вот что вам надо сделать: поезжайте прямо сейчас в аэропорт и прилетайте сюда, в Брюссель». «Я не могу, ведь у меня дела здесь», — возразил я. «Европа вам заплатит, — изрекла она, не обратив внимания. — Не говорите никому о том, что делаете. Не упоминайте о Риверо. Приходите в центр, на Гран-плас. В углу найдете ресторан, называется он «Ля Рошетт». Все знают его с виду. В восемь я вас буду ждать. Вы снова сделали все очень хорошо, мой друг». Почему-то, когда Козима распоряжалась, все повиновались.

В тот же самый день я снова оказался в битком набитом мерзком «Хитроу-2», попал на рейс «Сабины» до Брюсселя, в «Завентеме» прошел контроль, взял такси и покатил по улицам, прочерченным трамвайными путями, в центр. Побывать в кондитерских и шоколадных, прежде чем на ратуше куранты пробьют восемь, я уже не успевал. У «Ля Рошетт» стояла вереница черных лимузинов, на которые шоферы наводили глянец. Я устремился через благородный полутемный вход; к двери подлетел метрдотель. «Месье, я очень сожалею, но мы принимаем лишь гостей, которые заранее забронировали столик», — сообщил он. «У вас здесь ужинает член Европейской комиссии», — сказал я. «Все наши гости именно оттуда, месье, — ответил он. — Одни они себе и могут позволить «Ля Рошетт». «Я встречаюсь тут с мисс Брукнер», — объяснил я. «А-а, мисс Брукнер! Она любит тихий столик у окна», — сказал метрдотель, с очевидным отвращением освобождая меня от рюкзака и куртки и давая галстук с большой вешалки.

Он преподнес мне фирменный аперитив; мисс Брукнер еще не было. Я сел за столик, пробежал глазами цены в красиво напечатанном меню и быстро понял, почему брюссельцы знают «Ля Рошетт» лишь с виду. Вскоре появилась Козима. Я сразу же заметил, что она выглядит иначе. Рассталась со своей обычной кожаной экипировкой а-ля рокер и надела дорогое мягкое сизого цвета платье. Признаюсь, что, на мой пост-панковый тканелюбивый девятидесятнический взгляд, она сразу сделалась гораздо привлекательней. «Арман, это особый гость, из Лондона, — сказала она усадившему ее метрдотелю. — Уделите ему должное внимание». «Аншантэ, месье, мы счастливы вас видеть в «Ля Рошетт», — сказал Арман. — Не желаете ли лучшего шампанского?» «Давайте, — согласилась Брукнер. — А омары как сегодня?» «Бесподобные!» — вскричал Арман. «Попробуете?» — обратилась ко мне Брукнер. Стрельнув в меню глазами, я, должно быть, цветом уподобился крахмалу. «О, прошу вас, не волнуйтесь, — успокоила меня она, — Европа с удовольствием заплатит».