«Ну хорошо, а до гласности? Он выходец из стран ортодоксального марксизма, а с ними, будь покойна, шутки плохи. Либо твои убеждения верны, либо неверны, черное — белое. А если неверны, их отсекают. Как правило, вместе с головой». «Не так там все было просто. Наряду с начетчиками всегда существовали диссиденты». «И кем же был Криминале? Начетчиком или диссидентом? Представь себе человека, который дружит с Брежневым, приятельствует с Хонеккером, но при этом открыто встречается с Киссинджером и читает на Западе публичные лекции». «Видимо, он приносил пользу и тем, и другим». «Но каким образом? Он секретный эмиссар или шпион, что ли?» «Фрэнсис, смотри не перемудри. Все знаменитые философы выше политики. Жан-Поль Сартр, к примеру, мог приехать в любую страну». «Криминале ведь купается в роскоши. На Западе останавливается в лучших отелях. Слыхала про «Бадрутт-палас» в Сен-Морисе? Входная дверь у них в виде вертушки, рядом топчется дрессированная обезьяна и крутит вертушку, едва ты захочешь пройти».

«А ты б там не останавливался, если б у тебя были деньги?» «Останавливался бы. Но в том-то и штука, что денег у меня нет. Криминале родом из нищих краев, а шикует как принц. Словно его расходы целый валютный фонд оплачивает». «Гонорары за лекции и переиздания его книг». «Кстати, о его книгах. Половина их официально запрещена в СССР — и, несмотря на это, стоит на каждой советской полке». «Он вынужден был переправлять рукописи за рубеж». «Но коли его книги им не нравились, почему они не заморозили его счета, не лишили его гражданства, не посадили?» «Скорей всего, он был слишком хорошо известен на Западе». «Известность на Западе можно быстро свести на нет. Прежде всего — сделать человека невыездным. А они хоть бы раз попытались». «Или у него была рука наверху. Или они снимали пенки с его заграничной славы, а дома присматривали, чтоб не наболтал лишнего. Когда идет холодная война, такие шалости — обычное дело. Или его объявляли невыездным и сажали, а ты этого просто не раскопал».

«Но Кодичил ничего подобного не пишет». «А Кодичилу-то откуда знать? Он всего-навсего австрийский проф. Да ты небось путем и не врубился, чего он пишет. Ты ведь в немецком полный нуль». «Был нуль, а теперь вот поднатаскался. И все-таки есть в этой истории нечто чертовски странное». «Вспомни Брехта, Манна, Лукача. Корифеев, которые угождали и нашим и вашим. Они спасали свою шкуру, Фрэнсис. Навострились подыгрывать политикам, подыгрывать на равных. Наверное, сегодняшняя гениальность и заключается в том, чтоб плыть по течению, колебаться вместе с генеральной линией — но и удерживаться на самом стрежне потока, питаться его энергией. Я тоже не прочь подпитаться. Пошли в постель». «Извини, Роз, житуха еще не готова, а завтра за ней приедет Лавиния. Всю ночь придется сидеть». «Ты мне нужен в постели». «Роз, я правда жутко извиняюсь. Ну подумаешь, одна ночь. У нас вся жизнь впереди». «Гад ты, вот ты кто», — сказала Роз.

До третьих петухов я выстраивал связный сюжет, я олитературивал биографию Басло Криминале, пока он у меня из ушей не полез. Сверху то и дело слышался злобный топ, но я мужественно перебарывал плотское искушение. Я постарался учесть все претензии Лави-нии: насытил текст фактурой, возлюбленными, друзьями, недругами, взлетами, паденьями, мясом, жилами, человеческим трепетом, что задает такт рассудку.