— Не нравится мне все это, — заколебался мой шеф.

— Верьте мне, Петр Леонидович, — сказал я. — Я сделаю все, как надо. И тогда уже завтра сбудется то, о чем мы все мечтали.

— Как бы другое не сбылось: за что боролись, на то и напоролись, — загадочно проронил Ивлиев. — Ладно. Скажи этому своему импотенту, что мы согласны пойти ему навстречу. Но пусть он сделает свое дело не после того, как получит Лабыкина, а в тот момент, когда этот хренов уникум выйдет из Лаборатории. Скажи, что это — наше встречное условие.

— Секунду, — сказал я.

Вопросительно взглянул на Антона. Тот утвердительно кивнул.

— Заметано, — сказал я. — Правда, он надеется, что вы будете благоразумными, потому что он будет все видеть...

— Скажи ему, что Ивлиев никогда не был хитрожопым, — грубовато посоветовал голос в трубке. — И не надо пугать нас сказочками типа: «Не садись на пенек, не ешь пирожок»... А ты, Ардалин, постарайся сделать вот что. Пока будешь в своей памяти, запиши все, что знаешь об этом типе. Смерть — это, конечно, хорошо, но мы не можем допустить, чтобы этот тип безнаказанно разгуливал на свободе. Может, за тобой «хвост» пустить на обратном пути?

— Человек, от имени которого я сейчас говорю, возмущен вашими гнусными кознями, — сообщил я. — Он просит передать вам, что вы имеете дело не с каким-нибудь уголовником или террористом... И что его нельзя перехитрить или загнать в ловушку...

И отключился.

Улицы были пусты. Только изредка навстречу вспыхивали фары какого-нибудь возвращавшегося из ночного клуба или бара любителя «клубнички». А может, кто-то ехал из аэропорта, где встречал поздний — или наоборот, ранний — рейс. Или гангстеры творили свои делишки под покровом ночи.

Половина четвертого. В это время город словно вымирает. И если бы не радио, можно было бы подумать, что все человечество куда-то сгинуло до рассвета.

Я сморгнул, чтобы прогнать сон. Эх, надо было выпить кофейку покрепче перед выездом.

Покосился на Антона. Тот сидел рядом, прикрыв глаза и привалившись боком к дверце. Балдеет Всеведущий. Пользуется моим присутствием, чтобы впитать в себя знания о мире. Видать, даже внутренняя боль его отпустила, раз он такой довольный и умиротворенный.

— Интересно, — сказал я вслух, убавляя до предела слышимости музыкальную муру, которой потчевало ночных радиослушателей неугомонное «Авторадио», — когда с нами произойдет это, какими мы будем? И, кстати, как это должно реализоваться? Мы что — теперь всегда должны держаться друг за друга, все трое? Или мы превратимся в подобие сказочного дракона с тремя головами?

— Скоро сам все увидишь, — кратко отозвался Антон. — Не бойся, все будет гораздо проще, чем ты думаешь... Никаких сливаний в экстазе и прочих киноэффектов. Мы останемся такими же, какими были. За одним-единственным исключением. Мы уже не будем принадлежать этому миру, а, следовательно, он не сможет на нас воздействовать. А чтобы образовать Троицу, нам достаточно взяться за руки.

— А за ноги можно? — попытался пошутить я.

— Да хоть за... сам знаешь, за что, — грубовато ответил Антон. — Лучше прибавь скорость.

— А мы куда-то опаздываем?

Но мой спутник только молча сверкнул на меня глазами в темноте кабины, подсвеченной слабым светом приборной панели, и я догадался — так нужно.

— И все равно непонятно, — сказал я немного погодя» — Если мы останемся людьми со всеми прежними потребностями в еде, питье, воздухе.