А проблемас были не у нее. Они возникли у остальной семьи. — Подавшись вперед, он понизил голос до шепота, словно поблизости могла таиться какая-то громадная, зловещая сила, следящая и слушающая. — Ты когда-нибудь слышал о хомбере по имени Клеатор Моккеркин?
Карденас с миг подумал и отрицательно покачал головой.
— Папаша Катлы. Настоящий карактер фео, дурной хомбер, сабе? Вердад чингаринга. Во всяком случае, именно так говорила мне Катла. Он…
— Минутку. — Говорил Карденас по-прежнему сочувственным тоном, но, тем не менее, этот тон заставил подкода оборвать фразу. — Ты уверен? Клеатор Моккеркин?
Парнишка ничуть не заколебался.
— Эй, федоко, думаешь, я мог бы напутать с таким имечком?
— Она когда-нибудь упоминала о Джордже Андерсоне? — не отставал инспектор.
Лицо парня исказилось.
— Андерсон? Катла говорила, мол, это тот хомбер, который живет с ее матерью. Что ты о нем знаешь?
Как раз над этим вопросом Карденас немало размышлял в последнее время. И связанных с ним подробностей от этого дерзкого и все же напуганного парнишки ждать не приходилось.
— Неважно. Значит, Катла не любила своего папашу, говорила тебе, что он мало. И что насчет него? Что она тебе рассказывала?
Дикий Дох с самого начала не казался особенно диким. Теперь же он выглядел просто обеспокоенным.
— То, что я обещал никому больше не рассказывать. Хой, знаю, ты можешь получить ордер на выкачку правды. — Глаза мальчика-мужчины впились в смотрящего на него следователя умоляющим взглядом. — Прошу тебя, хомбер, не делай этого. Не заставляй меня стучать на нее.
— Не волнуйся. — Карденас приложил все силы, пытаясь успокоить паренька, насколько любой федерал мог успокоить нинлоко. — Я прошу тебя помочь, а не давлю.
Дох устремил взгляд мимо инспектора, мимо нависающей, громыхающей массы «Мелариума», в ночь.
— Он богат, этот ее папан. Купается в динеро. Держится особняком. Катла, она не так уж много и знала о его бизнесе. Так, слышала иногда, как он орал в голком. Скверные слова, хомбер. Мат-перемат. И не просто ругань, а угрозы, сабе? Она рассказывала, что он говорил страшные вещи, страшно угрожал, если думал, будто выходит не по его задумке. Как-то раз она долго не ложилась и прошла мимо его кабинета, и рассказала, что ей послышалось, будто оттуда доносились вопли. Вопли и громкие звуки.
— Какие звуки? — терпеливо спросил Карденас.
Дикий Дох на миг задумался.
— Примерно вот такие. — И, опустив правую ладонь, с силой шлепнул по гладкой мостовой. — Громкие, но приглушенные, словно по земле колотят чем-то мягким и тяжелым. До своей комнаты она добралась бегом. Этот Моккеркин, он дрался и с ее матерью. Сурци… — Инспектор кивнул. — Бил ее бывало не только руками, но и словами. По словам Катлы, мать говорила, что слова били больнее рук. Я пару раз встречался с ее мамашей. — Парнишка сделал бессознательный жест, означающий умеренно-непристойное одобрение. — Что за чудо, хомбер! — И поспешил сделать оговорку комплименту. — В смысле, для старой леди.
— Значит Моккеркин, бывало, бил мать Катлы. А может, и других людей. Еще что-нибудь? Как насчет самой Катлы?
Дох отвел взгляд.
— Я обещал не говорить, хомбер.
Карденас мог быть очень убедительным.
— Только мне, хомбер, — подался он к парню. — Обещаю, никуда дальше сказанное не пойдет.
И все же Дох колебался. Наконец, он придвинул рот вплотную к уху Карденаса. И от того, что он шептал, по коже инспектора пробежали мурашки. |