— Чего ты хочешь? — похоже, и он не очень-то понимает, о чём мы говорим.

— А чего я должна хотеть? — всё, прощай разум! Увидимся ли мы ещё когда-нибудь?

— Ведь ты пришла зачем-то?

— А ты зачем приходил? — смысла в нашей беседе вообще никакого нет, но как же приятно, когда он вот так гладит живот и бока.

А вот это уже перебор, одна рука поползла вверх, а другая наоборот — вниз. Надо прекращать это брожение по неположенным местам. Схватила расшалившиеся конечности и вернула их обратно в область талии.

— Так я пойду? — стоим как два идиота и разговариваем ни о чём. Надо просто уйти. Похоже, конструктивного диалога у нас без свидетелей не получится. Попыталась выбраться из крепких объятий. Не отпустил.

Мы так ещё минуты две постояли. Я чувствовала, как Трэйтон борется с собой, то ослабляя объятия, то вновь прижимая к себе так, что вздохнуть было тяжело.

Борьба не увенчалась успехом. Он в очередной раз прижал к себе, у меня потемнело в глазах, стало очень жарко, и в голове зашумело. И это были наши общие эмоции.

— Да пошли они… — вдруг взревел Грэйн, отпустил меня, но только затем, чтобы тут же взять на руки и, покинув ванную, решительно направиться к своей кровати. Я конечно испугалась, но сопротивляться совершенно не хотелось. Это был вполне закономерный итог нашего противостояния. А о будущем сейчас думать бесполезно, не думается вообще. Меня бережно уложили на кровать. Нагота Трэйтона уже почти не смущала, наоборот — хотелось смотреть не отрываясь. Казалось, что мы две половинки одного целого, и та жизнь, до нашей встречи, была какой-то пустой и неправильной. Единственной её целью было воссоединение. А то, что происходит сейчас, правильно и просто необходимо. Не разрывая зрительного контакта, Трэйтон лёг рядом со мной и… слетел с кровати, пролетел через всю комнату и впечатался спиной в стену. Глухо застонал, встал на ноги и прохрипел, глядя в сторону двери:

— А поделикатнее нельзя было?

— И как ты себе это представляешь? — в дверях стоял учитель, скрестив руки на груди и сурово глядя на Грэйна, хорошо что не на меня: — Да ты бы закрыл доступ в комнату и продолжил. А потоки уже начали резонировать. Опоздай я на пару минут, и произошла бы привязка. Совет засёк бы выброс и всё. Тебя в «колыбель», а её, — кивок на сжавшуюся на кровати меня: — ну ты сам понимаешь. Одевайся и сходи прогуляйся, охладись. А мы с девочкой немного побеседуем. Пора ей кое-что узнать, во избежание, так сказать.

— Не надо охлаждаться, — пискнула я, заворачиваясь в одеяло, было зябко от влажного халата, — и так холодно. Да и не помогает.

Учитель хмыкнул и поторопил Трэйтона:

— Ну чего стоишь? Поторопись, я планирую ещё поспать.

Поспать он планирует! Везёт же. Я теперь, наверное, до следующей ночи не усну.

Трэйтон быстро оделся и, не глядя на меня, вышел из комнаты.

Учитель посмотрел на меня и вдруг подмигнул:

— Не кисни. Я тебе сейчас кое-что расскажу, и настроение сразу поднимется… наверное.

И это старик?

— А можно узнать, сколько вам лет?

— Ну, можно сказать, что я гожусь в дедушки твоему дедушке.

— Ничего себе! А откуда вы знаете, что у меня есть дедушка?

Учитель засмеялся, уселся на кровать и выдал:

— Насколько я знаю, у всех есть дедушки и даже бабушки, а ещё родители, представляешь?

— А вот у меня нет никого кроме деда.

— Даже если они и умерли, то всё равно имели место быть. Ну хватит рассуждений на тему зарождения жизни, у нас с тобой предстоит экскурс в тайны бытия стартрэйнов.