На Тосканскую равнину опускались сумерки. Слева от нас простиралось Тирренское море, его холодные волны сердито бились о прибрежные скалы. Неожиданно поезд остановился на какой-то станции. Длинный, невыразительный перрон. Никаких опознавательных знаков.

Что это за место? В желтом свете электрических лампочек мне удалось прочитать несколько вывесок на стенах строений. Все они были на итальянском языке: «Ufficio Postale (Pacchi)», «Stazione di Polizia», «Commando di Stanzione». А рядом, конечно же, неизбежная в Италии реклама масла «Олио Сассо» и «Чинзано».

— Где мы находимся? — таинственная незнакомка задает свой вопрос по-французски.

Я готов себя возненавидеть за то, что не могу ответить.

Как унизительно не знать таких простых фактов! Растерянно пожимаешь плечами и чувствуешь себя полным идиотом. Это все равно как если бы к странствующему рыцарю обратились за помощью, а он принялся бы мямлить в ответ: «Прошу простить, мадам. Мне страшно неловко, но я забыл свой меч дома…»

— Так вы не знаете, где мы находимся? — в голосе незнакомки проскальзывают нотки нетерпения.

— Простите, мадам…

В этот момент на платформе появляется юный коробейник — совсем еще маленький мальчик с подносом на плечах. Он протягивает свой товар выглядывающим из окна пассажирам и что-то лопочет с умоляющими интонациями. В сгустившихся сумерках я пытаюсь разглядеть предметы на подносе. Они напоминают мне маленькие белые свечки… И тут меня осеняет:

— Ну, конечно же! Мадам, мы в Пизе!

Несчастный мальчишка минует нас и бредет дальше вдоль поезда в тщетной надежде продать хоть кому-нибудь свои фарфоровые фигурки Падающей башни. Напрасный труд! Это почти так же безнадежно, как торговать коврами в Монте-Карло.

В наступившей темноте мы приближаемся к Альпам.

Поезд спит… или пытается заснуть. Казалось бы, созданы все условия. В вагонах тепло, к тому же они снабжены рессорами, дабы уберечь путешествующих толстосумов от малейших неудобств. И тем не менее мы недовольны! Ночь в поезде — это так утомительно! Во имя всего святого, как же Цезарь добирался до Британии? Страшно даже подумать, чем оборачивалось подобное путешествие в древности! Вы только представьте, как намучился император Клавдий, пока доставил своих карфагенских слонов до Колчестера! Интересно, а как спит прекрасная незнакомка с кроваво-красными губами? Наверняка на особых шелковых подушках, которые она возит с собой по всему свету. Все кажется таким нереальным: голубые вагоны, несущиеся невесть куда в ночной тьме… и эти люди, которые лежат ничком на койках в темных купе.

Возможно, случись крушение поезда, и они обрели бы кровь и плоть, превратились бы в реальных людей, способных плакать и кричать от боли. Или так бы и остались абстрактными незнакомцами? Порой мне кажется, что лишь на краю гибели мы способны раскрыться, стряхнуть с себя пелену цивилизованной отчужденности…

Выйдя в коридор, я натыкаюсь на проводника — он печально восседает на откидном сиденьи в своем коричневом мундире и сдвинутой набок фуражке.

— Разве это жизнь! — горестно жалуется он. — На прошлой неделе я женился и с тех пор лишь дважды видел свою жену. Не успел приехать, как опять надо отправляться в Сиракузы!

— А кем вы работали до того, как стали проводником?

— Служил в Иностранном легионе.

О господи! На некоторых людей не угодишь, как ни старайся!

Я снова возвращаюсь в таинственный полумрак своего купе, к постели, приготовленной руками нашего легионера. Проворочавшись еще с полчаса, я наконец засыпаю, но на рассвете пробуждаюсь от резкого толчка.