|
Чуть поодаль стоял уродливый бетонный многоквартирный дом, все окна его были закрыты: наверняка в каждой комнате предавался полуденной дреме какой-нибудь испанец. Слева располагалась, по всей видимости, большая семинария, где по галерее медленно ходил одинокий священник с требником в руке — единственный признак жизни посреди мадридской siesta, точнее, той ее части, что открывалась перед моим окном. Священник беззвучно шевелил губами. Он был молод, бледен и одет в новую, прекрасно сшитую сутану — вероятно, лучшую, какую можно купить. Очевидно, его недавно рукоположили — к вящей гордости семьи, которая собралась послушать, как он служит свою первую мессу. Черная фигура, расхаживающая туда-сюда, стала для меня символом Испании: неутомимый дух церкви, с презрением отвергающий покой и отдых даже в жаркий солнечный день. Этот священник мог бы так расхаживать перед еретиком, и так Филипп II мерил шагами коридоры Эскориала.
Я несколько раз тянулся к телефону, но, вспомнив, в какой стране нахожусь, отдергивал руку. Испортить другу siesta было бы чудовищным нарушением приличий! Пройдет еще час, прежде чем я смогу кому-нибудь позвонить. Чем же пока заняться? Может, прогуляться по теневой стороне улицы, вдоль закрытых ставнями витрин магазинов? Но нет: летаргическая несуетливость, первый дар Испании путешественнику, уже брала верх, и я решил, что лучше всего выкурить сигарету и подождать, пока Мадрид снова поднимется на ноги. Я иногда размышлял, настолько ли несведущи другие нации в нашей истории, как мы — в их истории. История Испании, столь непохожая на историю любой другой европейской страны, неизвестна в Англии почти никому, кроме разве что студентов. Но даже те, кто лучше знакомы с испанской культурой, кто читал Сервантеса и слышал музыку Мануэля де Фальи, кто видел картины Веласкеса и Эль Греко, а может, даже репродукции Гойи, вряд ли смогут рассказать вам что-нибудь об истории Испании, кроме одного или двух моментов, касающихся и нашей страны: как Генрих VIII женился на Екатерине Арагонской, а Филипп II пытался завоевать елизаветинскую Англию с помощью Непобедимой армады. Удивительно вдруг осознать, что бабушка великого Фердинанда Кастильского, столь яростно сражавшегося с маврами, была англичанкой или что Эдуарда II, первого принца Уэльского, родила испанка; что Черный Принц привез из Испании огромный рубин, сейчас находящийся в государственной короне Англии; что Джон Гонт имел обыкновение именоваться Монсеньором Испанским и воображал себя королем Кастилии; что испанская кровь текла в жилах Ричарда III, Эдуарда IV, Елизаветы Йоркской и — несомненно, уже сильно разбавленная — в жилах Генриха VIII и его дочери Елизаветы…
Зазвонил телефон. Siesta окончилась. Снова зазвучат свистки полисменов-регулировщиков, переполненные трамваи и старые такси опять поедут по дорогам; стальные ставни опустятся с витрин магазинов. — Привет, — сказал голос друга. — Добро пожаловать в Испанию! Ты поужинаешь со мной сегодня? Отлично! Тогда я зайду за тобой около десяти. — Около десяти? — Ну да, или рановато? — Да нет, буду ждать. И я, полагающий одним из величайших жизненных удовольствий в десять вечера отправляться в постель, мысленно застонал.
§ 3 Я вышел на разогретые солнцем улицы. Все незнакомые города кажутся огромными, пока не узнаешь их поближе, и Мадрид не исключение. Улица Алькала показалась мне одним из красивейших проспектов Европы. Ось «мадридского колеса» — площадь Пуэрта-дель-Соль, Солнечные ворота мавританского Мадрида. Поначалу она смущает и запутывает, но, когда вы лучше узнаете город, все больше очаровывает. Эта площадь — как магнит: непонятным образом все время оказываешься здесь; если вы заблудились, нужно просто прийти сюда и проложить новый курс. Было восхитительно прогуливаться в толпе людей, пока летний день подходил к концу, заглядывать в красивые витрины магазинов — особенно восхитительны обувные лавки — и слышать вокруг неумолчный поток разговоров на кастильском. |
