Центральный же вопрос — личность Орлеанской девы, которую мы можем воспринимать исключительно через призму воспоминаний ее современников и документы как обвинительного следственного дела, так и последующего процесса по реабилитации.

Причем здесь есть одно существенное «но» — судебные документы являются не подробной стенограммой высказываний Жанны, а бюрократическими записями, которые скорее отражают отношение представителей церковного суда к обвиняемой, чем доносят до нас мысли Девы. Доктор исторических наук и современный российский медиевист Ольга Тогоева точно сформулировала суть проблемы:

«Значительно сложнее понять, кем она была на самом деле и кем она сама себя считала. На эти вопросы, как мне кажется, мы никогда не узнаем ответов, мы не увидим Жанну «в действии», не услышим ее собственных слов. Сохранившиеся от XV века документы не могут дать нам полное представление о том, как она сама оценивала собственные поступки и прежде всего тот выбор, которым она сделала, оставив свой дом и семью, привычный деревенский уклад, отказавшись от замужества и всю себя посвятив делу войны».

Еще больше вопросов вызывает окружение Жанны и исторические личности, ей симпатизировавшие, помогавшие и направлявшие. Среди них были весьма странные, если не сказать зловещие персонажи, которых вряд ли можно представить в числе приближенных будущей святой.

* * *

Сэтим человеком мы недавно знакомились. Он был молод, хорош собой и невероятно богат. К моменту знакомства с Жанной Жилю де Монморанси-Лавалю, барону де Ре, исполнилось 24 года — по меркам средневековья это возраст расцвета и перехода от юности к зрелости. По отцовской линии Жиль де Ре приходился внучатым племянником одному из величайших полководцев Столетней войны, Бертрану дю Геклену. Он унаследовал фантастическое состояние, площадь его земель превосходила владения герцога Бретонского, а семья контролировала едва ли не половину солеварен Бретани и, соответственно, получала баснословный доход на экспорте этого невероятно ценного по тем временам продукта.

Мы помним, что Жиль де Ре некоторое время содержал на свои средства «буржского королька» и финансировал военные операции, поскольку со средствами у дофина Карла дела обстояли крайне скверно, а барон являлся пусть и не самым убежденным, но все-таки арманьяком, не жалевшим средств для сеньора. Наконец, благодаря деду и опекуну, Жану де Краону, Жиль де Ре получил блестящее образование. Он читал по меньшей мере на латинском и древнегреческом языках и увлекался коллекционированием книг, собрав богатую библиотеку — явление довольно редкое для рыцарства XV века с его огрубевшими за десятилетия войны нравами. Одновременно с этим Жиль показал себя отличным военным, безупречным рыцарем и человеком абсолютно бесстрашным.

Вот такой добрый молодец был представлен ко двору дофина ориентировочно в 1427 году, когда коннетаблем Франции (точнее, того, что от Франции осталось после договора в Труа) становится Жорж де Ла Тремуйль, коему барон де Ре приходился отдаленным родственником. Дальнейшее общеизвестно — стремительная придворная карьера, участие вместе с Жанной д'Арк в Орлеанском деле и битве при Патэ, коронация дофина в Реймсе, звание маршала Франции в 25 лет.

Однако в 1432 году политическая и военная звезда Жиля де Ре заходит, он удаляется в свои владения, где занимается сочинительством и даже театром — по его заказу пишется «Орлеанская мистерия», восхваляющая подвиги Жанны и, конечно же, ее соратников.