Она выхватила карту из его рук, порвав ее.

— Ты ведь репортерша, да? — спросил он, подозрение сменилось уверенностью.

И тогда он засмеялся с оттенком самоуничижения.

— А Ты убедительна. — Он кивнул, соглашаясь с самим собой. — Ты чрезвычайно убедительна. И я идиот. Ты с такими широко открытыми глазами. Дрожащая. То милое прикосновение. Ты в самом деле меня завела.

— Я не репортерша. — Репортерша. Она никогда не была журналисткой. Возможно эта работа ей бы понравилась. — Я бы хотела ей быть. Вообще-то, я Hooker(проститутка слэнг. выраж. прим. пер).

Он поднял брови, не веря.

Откуда она это взяла? Ну, то как они называли друг друга. Хукеры? Почему не просто проститутка. Шлюха? Леди на вечер?

— Я никого не вызывал.

Он смотрел на нее, внимательно изучая.

— Ты не выглядишь, как шлюха. — сказал он все еще с подозрением.

— Я вроде как новичок в этом деле. И эй. Мы ведь не должны поголовно одеваться в короткие юбки, корсеты и подводить глаза. — она подняла руку. — я говорила тебе, что моя кожа белая из-за ночной работы.

— Кто рассказал тебе обо мне?

— Кто?

— Да. Ты говорила, что кто-то рассказал тебе обо мне.

— Ах. Да. Энид. Ее имя Энид.

Его лицо замкнулось. Его глаза, которые ей показались такими теплыми, сейчас стали жесткими. Лишенными чувств. Он выпрямился.

— Убирайся отсюда вон к чертовой матери.

Она была счастлива это сделать. Более чем счастлива.

Она видела, как он повернулся и пошел по направлению к дому, его ботинки издавали shushing (по звучанию этого слова можно понять что это за звук такой) звук в высокой траве. Пес потянулся на крыльце, его глаза неотрывно следили за хозяином. В небе, над домом, рассеивая темноту, висела полная, бледная луна.

Глава 7

Где моя голова?

— Я думаю Эдди Берлин может что-то знать об исчезновении моей сестры.

Мадди стояла перед — она проверила табличку с надписью — контора Офицера Гейбла.

Гэйбл выглядел на тридцать с небольшим. Он сидел в утомленной позе неудачливого продавца машин со скучающим выражением на лице. Один из тех, кто предпочел бы оказаться на поле для гольфа, вместо того, чтобы прозябать в офисе. Где угодно только не за стойкой около женщины, которая изводила его тем, до чего ему не было никакого дела.

— Берлин абсолютно безобидный.

Мадди подумала о почти гипнотической силе, которую он лениво излучал. Подумала о записках своей сестры. Об утверждениях Эвелин. О своей собственной реакции на него.

Безобидный это не то слово, которое она бы употребила для его описания. Притягательный, возможно, но никогда — безобидный.

Она была с ним всего несколько минут и не могла выбросить его из головы. Несколько раз она ловила себя на том, что фантазировала о его губах, прижимающихся к ее. О его руках…Его твердом теле.

Гэйбл мельком глянул на часы, затем поднялся на ноги. Стул шваркнул по полу.

— Послушайте, — сказал он, начиная проявлять признаки нетерпения. — мне нужно отвести дочь на запись к ортодонту. — Он поднял куртку со спинки стула и надел ее на себя. Я зарегистрирую ее как без вести пропавшую, но это все, что я могу сделать, до тех пор пока не появится какое-нибудь реальное подтвердение возможного преступления.

Он потер затылок, посмотрел на потолок, затем на Мадди.

— Возможно вы не знаете, или, возможно, знаете, но ваша сестра проститутка.

— И это имеет какое-то значение?

Он посмотрел на нее изучающее, будто прикидывая чем она зарабатывает на жизнь.