— Время мыться.
— Что? — Вероятно она плохо расслышала.
— Время мыться.
— Ты меня разыгрываешь.
— Пока я жду, что ты мне расскажешь какого черта ты искала, мы можем заодно насладиться друг другом. Ты примешь ванную, а затем мы займемся любовью.
Она захлопнула свой приоткрытый в изумлении рот.
— Займемся любовью? Ты используешь это слово чересчур свободно, не так ли? Ты мне даже не нравишься.
— Все в порядке. Это не играет значения, ведь так? Давай тогда скажем секс. Мы займемся сексом. Я всего лишь пытался не ранить твою чувствительность, но похоже у тебя ее нет.
Это высказывание не заслуживало внимания. Гораздо больше ее беспокоила тема секса.
— И это то, для чего ты меня выхаживал?
Он пожал плечами.
— Достаточно хорошая причина.
— Так, чтобы мы могли заняться сексом? — Она была потрясена. Абсолютно, крайне потрясена.
Или нет?
Она скрестила руки на груди.
— Я не буду принимать ванну. Думаю, тебе лучше держать дистанцию. Видишь ли, у меня полно вшей.
Он фактически улыбнулся на это. Его глаза сверкнули и уголок рта приподнялся в чертовски сексуальной манере.
Она продолжила перечислять свои дефекты.
— Язвенный гингивит заразен?
На этот раз он рассмеялся.
Очевидно, он не поверил в ее болезни. Тогда нет смысла упоминать про бешенство.
— Ты просто испорченный ребенок — сказал он — знаешь это?
Испорченный ребенок?
— Меня называли остроумной и злоязычной, но никогда — испорченным ребенком. По сути, меня называли…
Она все еще говорила, когда он пересек комнату.
Чувствуя угрозу, она сменила тактику.
— Никто не смеет говорить мне когда принимать ванну. Особенно такой неотесанный пещерный человек, как ты.
— У тебя даже не хватает здравого смысла поесть, так что я думаю требуется кто-нибудь, кто напомнил бы тебе о необходимости помыться.
— Пошел в жопу.
— Что ты сказала? — вопрос прозвучал с удивленным смехом.
— Ты меня слышал. Пошел в жопу.
Без комментариев он сгреб ее в охапку и поднял на руки.
Она взвизгнула.
— Опусти меня вниз!
Когда он не подчинился, она забрыкалась ногами. Жалкая, слабая девица в беде. Дрожаще-трепыхающееся существо.
Он пронес ее через дверь, вниз по коридору, в ванную и все это не стукнув ее головой о стену.
Темнота.
Это было первой вещью, что она заметила. Второй — зажженные свечи, в большом количестве расставленные вокруг. Что-то говорило ей о том, что это не будет одной из обычных «давай помоем тебя за ушами» процедур. He crossed to the claw-foot tub with its inviting curved back. Она держал ее над ванной.
Кто-то издал скрежет. И она боялась, что это был не Эдди. Она ухватилась за его руки.
— Не надо!
Он опустил ее в ванну. Вместе с футболкой, трусами и всем. Она погрузилась в теплую воду и ее окутал аромат чего-то похожего на эвкалипт.
Он выпрямился.
Водяные брызги темнели на его футболке и шортах.
Отлично.
— Постарайся не слишком намочить швы.
Затем он ушел.
Улыбаясь самому себе, Эдди спустился вниз по ступеням и выпустил малиновку из клетки. Она тотчас же пролетела через всю комнату к жерди над дверью и требовательно зачирикала в ожидании ужина.
Птичка жила у Эдди достаточно долго, чтобы тот успел привязаться к ней. И сейчас она была готова к тому, чтобы улететь. Вот так всегда и случалось с Эдди — все, кого он знал и любил уходили. |