Подняв голову, Томас уставился на официантку в коротком, до колен, сером платьице и белом переднике. Девушка была весьма симпатична – стройная, с копной каштановых волос, спадающих на плечи, и большими голубыми глазами, которые смотрели на Измерителя с интересом и, кажется, вполне дружелюбно.

«Неужели меня не выгонят? Надо же».

– Яичницу из трех яиц и кружку эля, – буркнул Томас.

– Сделаем.

Она упорхнула на кухню и вскорости вернулась, чтобы поставить на стол перед Измерителем тарелку с дымящейся глазуньей и глиняную кружку, украшенную высокой пенной шапкой. Томас уже собирался приступать к трапезе, когда тонюсенький браслет, что блестел на запястье официантки, порвался и нырнул в пиво.

– Ой! – воскликнула она от неожиданности. – Простите, ради бога…

– Да ничего, – отмахнулся Измеритель. – Так, наверное, даже вкуснее…

Она усмехнулась, посмотрела на него с теплом, и альбинос подумал, что давно не встречал такой приветливой официантки. Вооружившись вилкой, он осторожно, как мог, выловил браслет из кружки и протянул его хозяйке. Она тут же схватила салфетку, бережно завернула в нее украшение и спрятала в нагрудный карман фартука.

– Спасибо!

– Да без проблем.

Их взгляды встретились.

– Я, кстати, Ребекка, – вдруг сказала официантка и протянула ему руку.

Измеритель недоуменно уставился на изящную кисть. Иные женщины даже прикасаться к альбиносам не желали, боясь подхватить от них какую-то мифическую заразу – спасибо добрым людям, распускающим слухи, не жалея языков своих. Голубоглазая Ребекка, судя по всему, была не из таких.

– Томас, – представился Измеритель и осторожно пожал официантке руку.

Кожа у Ребекки была удивительно нежная, такая, которую хочется гладить вечно… но усилием воли альбинос заставил себя выпустить руку девушки.

– Очень приятно, Томас, – с улыбкой сказала Ребекка.

– У вас тут что, день альбиносов? – усмехнулся Измеритель. – Вы такая приветливая.

– Ты. Ты приветливая.

– А, хорошо. Так все же – почему меня еще не выгнали отсюда?

– Ну, лично я не вижу разницы между обычными людьми и альбиносами, – пожала плечами Ребекка. – Так с чего мне тебя гнать? У меня даже друг-альбинос был, вот так.

– Правда? Не шутишь?

Ребекка фыркнула.

– Чего бы ради?

– А как его звали? Вдруг мы знакомы?…

– Патрик.

Брови Измерителя взлетели на лоб. Патрик – если речь, разумеется, шла о том самом Патрике – был первым альбиносом, с которым Томаса свела судьба. До этого он только слышал о себе подобных, но никогда их не встречал.

Патрику повезло несколько больше, чем Томасу: еще младенцем его забрали из интерната некие сердобольные люди, считавшие, что все в этом мире одинаково заслуживают любви. Этой мыслью было легко и приятно заразиться, и первые несколько лет их пасынок даже не предполагал, что кто-то может думать иначе. Однако стоило Патрику впервые очутиться на улице, и светлый иллюзорный мир, заботливо сотканный его родителями, обратился в прах. Никто, совершенно никто не любил альбиноса; взрослые обходили его стороной, а дети издевались и даже колотили беднягу – просто за то, что он на них не похож. Только доброта приютивших Патрика святош позволила ему окончательно не впасть в уныние. С Томасом он познакомился, уже будучи взрослым; два молодых Измерителя столкнулись в захолустном баре для таких же отбросов, как они сами, и, разумеется, нашли немало общих тем для беседы за кружкой доброго эля.