Теперь Чубаров в свою очередь захохотал во всю октаву.

– Ха-ха-ха… Чорт знает, что такое… Нет, это великолепно. Чорт знает, чего бы не дал, чтобы это словечко пришло мне в голову в ту минуту…

Он чувствовал себя опять в своей тарелке. Кислое настроение прошло. Правда, где-то в глубине души шевелилось угрызение совести при мысли, что он высмеивает за глаза и перед чужим людей, к которым, как бы то ни было, питает невольную симпатию и с которыми в гораздо большей степени связан в идейном смысле.

Однако это ощущение гнездилось где-то далеко на дне души.

Оба студента свернули с плотины и вскоре затерялись на зеленой тропинке по направлению к даче Воронина.

1887

Примечания

По сохранившимся в архиве Короленко черновикам видно, что он начал писать эту повесть в 1880 году. Черновая рукопись, озаглавленная «Прошка», содержит все главнейшие эпизоды, вошедшие потом в опубликованный в первом и втором номерах журнала «Русская мысль» за 1887 год текст, представляющий собой лишь начало повести. По цензурным условиям продолжение ее не могло быть напечатано, и Короленко работу над повестью приостановил. Его желание вернуться к ней впоследствии, о чем он говорил в своих письмах, так и осталось неосуществленным.

В письме редактору «Русской мысли» В. А. Гольцеву от 11 марта 1894 года Короленко излагает содержание незаконченной части повести: «Прохор попадает случайно в среду студентов и испытывает на себе влияние этой среды, которая в свою очередь видит в нем «сына народа» и в этом качестве возлагает ни него какие-то наивные и неясные ожидания. Прохор исправляется, перестает жульничать, нанимается на работу в академию, усердно чистит дорожки в парке и на Выселках, в промежутках выучивается читать. Все это обращает на себя внимание его собственной среды. В первых главах я изобразил уже ту чисто русскую терпимость, с которой Выселки относились к подвигам Прошки на перекрестке. Но та же среда не может простить ему нового «поведения», которое кажется ей, выражаясь по нашему, «тенденциозным». Он не жульничает, почему? Он перестал пить, не участвует в кулачных боях? Он начинает читать книжки и отпускает не без важности разные сентенции на счет обывательских безобразий… Все это кажется «не спроста», все это заставляет задумываться и даже сердит бесхитростного обывателя… Этим чувствам придает окончательную форму выселковский политик, жандарм, обязанный «следить» за студентами и по-своему исполняющий эту обязанность. Он в кабаке организует отряд добровольцев, которые доводят до его сведения о каждом слове и движении Прохора, о его новых знакомых. Прежний жулик Прошка, свободно отправлявший свою профессию при благодушной снисходительности своих односельцев и пользовавшийся репутацией доброго малого и вполне «благонадежного» обывателя, – теперь окружается совсем особенной атмосферой, в которой и назревает гроза. Необходимо только «публичное обнаружение» неуловимого вредного влияния – и гроза разразится. Оно тоже не заставляет себя ждать. Около академии происходят маневры войск. После жаркого боя возвращается отряд гусар, и полковник, выехав из тучи пыли, едет по тротуару. Прошка, на обязанности которого лежит чистка дорожек и тротуаров в этой местности, загораживает ему дорогу и, не различая в запыленном кавалеристе важного начальства, требует, чтобы он съехал с тротуара.