Зато Рооп, давший старт всей операции с будущим агентом № 25, почти наверняка был завербован в Вене австрийской разведкой. Не случайно он нашел подходящего лопуха — Самойло, с которым был знаком с детства, который ему поэтому доверял и который был способен без сопротивления заглотнуть ту наживку, которую ему услужливо подсовывали через Роопа. Последний, будучи членом почтенного потомственно военного семейства обрусевших немцев, наверняка залетел по молодости в какую-то неприятную историю в Вене, за что ему и пришлось расплатиться рядом предательств собственных агентов (уж не без этого!) и созданием прочного канала, по которому австрийский Генштаб мог закачивать в Россию нужную дезинформацию, что и происходило до весны 1913 года и успешно сработало в августе-сентябре 1914, но потом все равно никому никакой пользы не принесло. Роопа же австрийцы отпустили от греха подальше — его трудно было бы эксплуатировать в дальнейшем, не подвергая риску сотрудничество с Самойло, которого успешно использовали вслепую — любимая манера действий, принятая у разведчиков.
Имел ли отношение к этому в 1903–1909 годах Редль — неизвестно. Если имел, то должен был работать под полным контролем собственного Генштаба — ведь дезинформация, обладающая чертами совершенно подлинной информации, чрезвычайно сложная и взаимоопасная вещь, разрабатывать которую должны генштабисты чрезвычайно высокого уровня, а брать на себя всю ответственность за нее должен сам начальник Генштаба, которым, напоминаем, с 1906 года был Конрад.
Редль хорошо играл в такие игры. Но, как и указывал Батюшин, тут легко войти в азарт, обзавестись самомнением, увлечься почти даровыми деньгами, недоступными для полного контроля со стороны собственного начальства. Повадился кувшин по воду ходить…
Редль, ударившийся с 1907 года в добывание богатства, стал, несомненно, постепенно терять уважение коллег и начальства и сползать на роль не самого желанного партнера для совместных действий. К тому же он изначально оставался чужаком для венских аристократов, а его карпаткое происхождение и воспитание объективно толкали его к стронникам Франца Фердинанда и его триединой монархии, автоматически отталкивая от Конрада и его единомышленников. А уж межпартийная грызня чревата большими склоками, подлостями и соглядатайством, чем даже международный шпионаж! Почитайте историю КПСС, особенно — дореволюционного периода: это же кошмар!
К тому же еще и гомосексуализм — как ни скрывал его Редль, но где-то и в чем-то он проявлялся перед коллегами — те же были профессионалами! Это качество не считалось злом в мире богемы, у скучающих аристократов и при вынужденной изоляции от женского общества — в военных школах и казармах. Но он мог оказаться и поводом для странных и опасных связей — и не очень-то должен был приветствоваться в разведке.
Хотя, с другой стороны: кто же будет развращать молодых мальчиков, равно как и юных девочек, которых затем нужно подсовывать под подходящие объекты для вербовки, шантажа и просто ловкого выуживания сведений? Ведь не доверять же это обучение посторонним специалистам!
Так или иначе, но перевод в штаб Пражского корпуса был не только формальным продвижением по службе, но и определенной ссылкой в провинцию — по крайней мере с самого переднего края противоборства разведок.
И тут, почти одновременно, начали развиваться два параллельных и почти независимых сюжета: с одной стороны, в Вене появился российский военный атташе, в какой-то момент идентифицированный как гомосексуалист (произошло ли это еще до 1905 года или только незадолго до 1913 — не так уж принципиально!), и следовало не торопясь и основательно прибирать его к рукам; с другой стороны — решительно и толково использовать другого, уже завербованного негласного агента, даже не подозревающего об этом — Самойло, которому нужно было закачать самые важные, самые полезные ложные планы, и сделать это точно вовремя: совсем незадолго до настоящей решительной войны. |