Действительно, спившемуся поденщику странновато иметь 230 гульденов, но еще страннее, чтобы ему принадлежала родовая усадьба — во всяком случае после 1837 года, когда там заведомо не нашлось места ни его отцу, Иоганнесу, ни его бездомной сестре Марии Анне, ни ее сыну и ее мужу.

Мазер упоминает также Йозефу — сестру Марии Анны и еще каких-то Георга и Леопольда Шикльгруберов; не уточняется, в каком родстве с остальными находились последние, но, вероятно, это тоже братья Марии Анны.

Во всяком случае, ни Йозефа, ни Леопольд тоже не могли владеть родовой усадьбой: Мазер приводит называния других деревень, в которых они жили, и подчеркивает, что вообще никто из Шикльгруберов (значит — и только что упомянутый Георг) уже не имели позднее никакого отношения к Штронесу: «В Штронесе /…/ род Шикльгруберов закончился на бездетном брате Марии Анны Йозефе».

Похоже, что все это семейство оказалось раздроблено и рассеяно.

Заметим, однако, что выяснить, куда же подевалась родовая усадьба (Штронес, № 1) было не совсем просто: в 1848–1849 годах в связи с революцией происходило общее изменение законодательства в Австрии, в соответствии с которым к 1853 году произошла перенумерация участков. По этой же причине не удалось даже выяснить к 1942 году, в каком именно из сохранившихся домов родился в 1837 году Алоиз Шикльгрубер. Так или иначе, но не нашлось никакого акта, объясняющего судьбу этого участка, аналогичного актам купли-продажи 1789 и 1817 годов.

Таким образом, примерно в 1821 году произошли четыре различных немаловажных события: бесследное исчезновение Йозефа Шикльгрубера, исчезновение его сестры Марии Анны приблизительно на 15 лет, смерть их матери и исчезновение усадьбы, принадлежавшей Йозефу.

Связаны ли эти события жесткой логической связью — не известно. Даже не ясна полная их последовательность во времени.

Исчезновение Марии Анны заведомо предшествовало смерти ее матери: именно поэтому Мария Анна и не вступила сразу в права наследства после своей матери — ведь очень странновато откладывать деньги, принадлежащие 26-летней девице, в «Сиротскую кассу»!

Похоже, что смерть матери произошла также позже утраты семейной усадьбы: ее смерть зарегистрирована (это сообщает тот же Мазер) в Штронесе, но умершая проживала не в принадлежащих семье строениях № 1 и № 22, а в принадлежащем кому-то еще строении № 18.

Изо всех этих событий более или менее естественно выглядит лишь смерть матери, и то не очень: ей исполнилось лишь 52 года — и ее муж затем намного пережил ее.

Что касается Йозефа, то бесследно пропасть человеку не составляло, конечно, никаких проблем: пошел, например, зимой прогуляться в горный лес, упал, сломал ногу, не смог выбраться и замерз или вовсе был съеден волками, которые, вероятно, тогда еще водились в этих местах. Но и после этого должна была оформиться и остаться в архивах хоть какая-то бумажка!

Гораздо более странно выглядит исчезновение его сестры. Заметим, что и уезжать куда-то лишь для того, чтобы поступить в услужение, было бы довольно странно для великовозрастной дочери столь обеспеченного семейства — в этом не могло быть никакой материальной нужды. Но и это могло случиться: увез, допустим, девушку какой-то проезжий гусар, а потом где-то бросил! Ведь в конечном итоге она более или менее благополучно вернулась, хотя и не скоро.

Вот совсем бесследно никак не могло исчезнуть целое имение, оцененное в три тысячи гульденов — кто-то как-то должен был его получить или унаследовать, даже если бы оно и сгорело, например, вместе с хозяином (в этом случае, конечно, погибшим не в лесу!) — ведь земельные угодья не могли целиком сгореть и совершенно обесцениться!

Совокупность же всех этих событий выглядит тем более нагромождением бедствий, принявшим характер нешуточной трагедии — такой, что и мать могла с горя помереть!

Дать полное рациональное объяснение всей этой истории мы, конечно, не можем — тут явный дефицит необходимой информации.