На фактории все было без изменений. Когда Свиридов подруливал к берегу, из кустов показался тяжело дышавший от бега Сидорин.

— Принимай лекарство, — весело сказал Свиридов, выбрасывая на плоскости кульки, корзину и кожаный мешок.

— Огурцы? — шепотом спросил Сидорин, бледнея.

— Самые настоящие, с пупырышками, прямые, кривые и круглые. На все вкусы.

Сидорин дрожащими руками схватил кулек с огурцами и, ничего не промолвив, опрометью кинулся к фактории. Свиридов нагнал его у самой избы. На лавочке, греясь на солнце, сидела Марфа. У нее было усталое, измученное лицо.

— Марфа! Марфа! — кричал Сидорин, подбегая к ней. — Смотри, что Свиридов привез: огурчики, настоящие огурчики!

Она вскочила, радость залила ее лицо, глаза мгновенно вспыхнули. Муж совал ей сразу все огурцы. Но она выронила взятый огурец, глаза ее снова потухли, лицо искривилось, как у обиженного ребенка.

— Что с тобой, Марфа? — в изумлении спрашивал Сидорин.

— Мне соленых надо, а тут свежие, — сказала она, с трудом сдерживая слезы.

— Подумаешь, горе! — бодро сказал нерастерявшийся Свиридов. — Засолить их покрепче — через два для поспеют.