При ближайшем рассмотрении все встало на свои места: из узла свисал рукав какого-то чудного старинного одеяния, а из-под его обшлага выглядывал маленький белый коробок, который - опять же с помощью моей ноги - распался на множество... визитных карточек...

Присев на корточки, я присмотрелся к одной, лежавшей отдельно...

Если это визитная карточка, то почему на ней какой-то рисунок?..

Боже мой, да ведь это же Пагад!..

То, что мне показалось обычным маленьким коробком, было колодой карт для игры в тарок!

Собрав с пола карты, я встал. Вот только Пагад так и остался лежать посреди комнаты - трогать его я почему-то не решился.

Нет, каковы шутки - тень этим старинного кроя рукавом вручает мне в качестве своей визитной карточки... Пагад! Смех, да и только: здесь, в этом отрезанном от всего мира, богом забытом месте, в котором обитают лишь призраки, - колода карт!.. Однако не то что рассмеяться, но даже и улыбнуться-то толком я не смог - лишь с трудом изобразил на лице слабое подобие улыбки, ибо уже тогда от этой странной находки на меня повеяло каким-то поистине инфернальным ужасом и душа моя затрепетала в страшном предчувствии...

Пытаясь себя успокоить, я торопливо подыскивал какое-нибудь простое и убедительное объяснение того, как могла здесь оказаться эта колода, а руки мои машинально пересчитывали карты... Колода была полной - вместе с лежащим на отшибе Па-гадом семьдесят восемь листов. Надо сказать, что досчитал я их

до конца, лишь превозмогая сильную дрожь в пальцах, так как с самого начала почувствовал что-то неладное: карты были словно выточены изо льда...

Какой-то пронизывающий потусторонний холод исходил из этих «визитных карточек» кошмара - дьявольская колода буквально вмерзла в мою руку: долго еще я не мог разжать сведенных судорогой пальцев. И вновь мой услужливый разум угодливо засуетился в поисках «здравого» объяснения: не по сезону легкая одежда, долгое блуждание без пальто и шляпы по промозглым подземным переходам, суровая зимняя ночь, голые каменные стены и, наконец, эта ужасная стужа, которая вместе с лунным сиянием сквозила в зарешеченное окно, - удивительно, что я только сейчас начал замерзать!.. Должно быть, в том нервном возбуждении, которое мной владело все это время, я просто не замечал холода...

Сильнейшая дрожь сотрясала меня, студеными волнами прокатываясь по моему окоченевшему телу, а могильная стужа все глубже проникала в меня. Промерзший до мозга костей, я вдруг с ужасом понял, что мой скелет превратился в лед и к нему, как к металлическим прутьям на лютом морозе, намертво примерзла плоть.

Я бегал из угла в угол, прыгал на месте, бил себя руками - все напрасно. Стиснув зубы, чтобы по крайней мере не слышать той жуткой дроби, которую они выбивали, я сказал самому себе: это смерть - она уже запустила в мой мозг свои тощие хищные ледяные персты...

Только не спать! Как одержимый боролся я с медвежьими объятиями сна, который наседал на меня, стремясь во что бы то ни стало подмять под свою невыносимо тяжелую, поросшую густым белым мехом тушу.

Письма... письма, спрятанные в моей каморке! - разрывал мои барабанные перепонки потусторонний зык, источник которого был погребен в той ледяной глыбе, которая называлась когда-то моим телом. Ведь, если я здесь замерзну, их найдут! А «она» надеялась на меня! «Ее» спасение было в моих руках! На помощь!.. На помощь!.. На помощь!..

И я, вцепившись в прутья оконной решетки, завопил так, что пустынный переулок откликнулся многократным эхом: - На помощь!.. На помощь!.. На помощь!..

Пальцы мои разжались, я рухнул на пол и тут же вскочил вновь. Мне нельзя умирать, нельзя! Ни в коем случае! Ради «нее», только ради «нее», я должен выжить, даже если, для того чтобы согреться, мне придется высекать искры из собственных костей!.