|
Настасья Ивановна (мужу). Что это, душечка, как ты скучно говоришь! Вы, конечно, ко мне, Станислав Фаддеич? Понжперховский (расшаркиваясь). Почту за особенную честь, если успею занять ваши досуги своим разговором… Фурначев (Прокофью Иванычу). Можете идти, государь мой! Настасья Ивановна. Ах, боже мой! и этот противный здесь? Семен Семеныч! что ж, вы из моего дома разве харчевню хотите сделать? Фурначев. Его никогда здесь больше не будет, сударыня. (Прокофью Иванычу.) Идите, сударь, идите! Прокофий Иваныч уходит. Господа! в настоящее время мы, более нежели когда-нибудь, должны тесно соединиться, чтобы поставить оплот коварству, копающему нам яму в лице Прокофья Иваныча. Господа! я предлагаю завтрашний же день показать пример спасительной строгости и передать почтеннейшему Ивану Про-кофьичу об умысле того, которого он имеет несчастие называть своим сыном! Гаврило Прокофьич (смотрит на часы). А мне надо еще к Лобастовым ехать! Господи! Вот она где каторга-то! Занавес опускается.
Действие III
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Иван Прокофьич. Прокофий Иваныч. Гаврило Прокофьич. Фурначев. Лобастов. Живновский. Разбитной. Настасья Ивановна. Леночка Лобастова. Живоедова. Баев.
Та же комната, что и в I действии. На одном из столов поставлена закуска. Живоедова и Лобастов. Лобастов (закусывая). Какой же это, сударыня, слепочек? Живоедова. Да вот с ключика или с замка, который у сундука-то!.. Так я, говорит, по образу и подобию другой ключик такой закажу, а как начнет старик-то кончаться, так вы, мол, мне тихим манером весть дайте… Лобастов. А я, дескать, приду, ключиком сундучок отопру, да что следует оттуда и повыну… Живоедова. Ну, так, сударь, так! Лобастов. А ведь это он, сударыня, не глупо выдумал! Живоедова. Уж насчет ума это нечего говорить: первый по губернии человек! Лобастов. Ну, а деньги поровну? Живоедова. По-моему, надо бы поровну, а там ведь господь его знает, что у него на душе… этого-то я и боюсь! Лобастов. Это вы правду, сударыня, сказали, что чужая душа потемки. А я так думаю, что тут и сомнения держать не в чем. Живоедова. Ты, стало быть, думаешь, что он обидит? Лобастов. А то как же? Сами вы, голубушка, рассудите, из-за каких же ему расчетов с вами делиться? Если б еще вы были человек чистый, если б сами не были в это дело со всех сторон запутаны, ну тогда, конечно, можно бы с ним поговорить… А то вообразите вы себе то: ну приступите вы к нему, скажете: «Отдай половину», а он вам на это: нет, мол, половины много, а вот, дескать, тебе на чай синенькую… Живоедова. Чтой-то уж и синенькую! Лобастов. Положим, вы так ему и скажете, а он вам на это: довольно, мол, с тебя и этого будет! Живоедова. Да ведь я, сударь, горло ему перегрызу, я, сударь, наследникам все открою… у меня язык-то тоже не купленный… Лобастов. Положим, что и это вы ему объясните. Так ведь он, сударыня, знаете ли, что вам ответит: «У тебя, скажет, у самой хвост-от в грязи; я, скажет, только деньги взял, а ты, мол, и ключ фальшивый составила… так разве хочешь идти вместе на каторгу?» Ну, может, и еще тут рубликов с пяток набавит… Так на каторгу-то, чай, вы не пожелаете… Живоедова. Кому охота! Да чтой-то ты, сударь, все пять да пять рубликов заладил — а ты говори дело! Лобастов. А дело, сударыня, тут в том состоит, что Семен Семеныч обширного ума человек! Живоедова (тоскливо). Да ты хоть бы присоветовал что-нибудь, Андрей Николаич… право, точно уж ты чужой человек… Лобастов. Тут надо, сударыня, чтоб с чистой душой человек был… чтоб ухищрениям Семена Семеныча свой оплот поперек поставить. |
