Живоедова. То-то, чай, Леночке-то радости!

Лобастов. Уж и не говорите, сударыня.

Живоедова. Шутка сказать, тридцать первый годок все в девичестве да в девичестве!

Живновский. Да у вас, кажется, свадьба, генерал? А мне и не скажете? Я хоть бы поздравил!

Иван Прокофьич. Поздравить ты можешь, только вот ты, чай, отсюда пойдешь по городу звоны звонить…

Живновский (с рюмкой водки в руках). Как можно-с! Будто мы приличий не знаем. Желаю здравствовать жениху и невесте-с! (Пьет.)

Живоедова. Ты хоть бы стихи, сударь, сказал.

Живновский. Перезабыл все, сударыня. В старину много тоже приветствий знал, а нынче все испарилось.

Живоедова. Это от водки, сударь.

Лобастов. Только я вот чего боюсь, Иван Прокофьич, как бы малый-то не спятил!

Иван Прокофьич. Отчего бы, кажется, ему спятить! Партия хорошая, капитал ты за ней даешь резонный…

Живновский. А начнет пятиться, так и за волосяное царство ухватить можно. Вы только меня в ту пору призовите.

Иван Прокофьич (с сердцем). Да отстань ты, шабала, тут дело говорят.

Лобастов. Все как-то у них не так, Иван Прокофьич! Гаврюшенька вот вчера приехал, повернулся, да и вон… Ну, Леночка и в слезы-с! Так каково же мне, по-родительски, на эти слезы глядеть!

Иван Прокофьич. Ты сейчас уж и захотел! Такое дело временем, сударь, делается! Сначала оно точно будто противно, а после и обойдется!

Живоедова. Нет, Иван Прокофьич! Видала я влюбленных-то мужчин, так сразу даже словно накинется, сердечный!

Лобастов вздыхает.

Живновский. Ну, точно вы мою жизнь рассказываете, Анна Петровна!

Живоедова. Куда тебе, сударь! (Вздыхает.)

Иван Прокофьич. Ну, поглядим… если он тово… так, пожалуй, и пожурить можно!

Лобастов. Уж сделай милость, отец!

Слышен стук экипажа.

Живоедова. Чу, никак, наши подъехали!

Те же, Настасья Ивановна и Леночка Лобастова. Леночка очень длинная, худая и бледная девица.

Настасья Ивановна (подходя к руке отца). Здравствуйте, папенька! Я к вам и новую нареченную внучку привезла.

Лобастов (подводя Леночку). Прошу, сударь, любить.

Живоедова. Еще бы! да как же можно такую милашку не любить!

Иван Прокофьич. Здравствуйте, сударыня, дайте взглянуть на себя!

Леночка подходит к руке и целует ее Анна Петровна! подай сюда шкатулку!

Живоедова уходит.

Лобастов. Напрасно, брат; право, напрасно балуешь! (Леночке.) Да ты, голубушка, скажи что-нибудь дединьке, ну хоть малость какую-нибудь! (Ивану Прокофьичу.) Она, брат, у меня смирная…

Леночка. Bonjour, grand-papa!

Лобастов. Вот умница! (Гладит ее по голове.)

Живновский. Смирная жена в дому благоухание разливает — это и в старинных русских сказаниях написано!

Иван Прокофьич. Это, сударь, ничего, это хорошо, что смирная… (Леночке.) Да что ты будто худа, сударыня?

Живоедова (принося шкатулку). Это пройдет, Иван Прокофьич; вот замуж выйдет, через месяц и не узнаешь.

Иван Прокофьич (отдавая Леночке деньги). Вот тебе, сударыня, на первый случай от меня тысяча рублей на булавки… прошу любить!

Леночка. Ах, я вас, grand-papa, всю жизнь любить буду!

Живновский (вполголоса Живоедовой). Что это невеста-то будто сухопаровата… да и золотушна, кажется! Вот кабы этакая кралечка, как наша почтеннейшая Анна Петровна.

Живоедова. Всякому своя, сударь, линия. Вот я хоть и вышла телом, а все счастья нет!

Иван Прокофьич (Леночке). Куда ж ты, сударыня, молодца-то своего девала?

Леночка. Ах, grand-papa, я к вам на него с жалобой. Он совсем меня не любит, все говорит, что дела какие-то!

Иван Прокофьич. Это худо; ты должна его привлечь к себе.

Лобастов.