|
Живновский. Что умрет — это уж будьте покойны… я тому удивляюсь, как он о сю пору духа еще не испустил — крепкий старик! Баев. Да ты не пяль горла-то! что разорался! Живновский. Я, Прохорыч, потихоньку. Баев. То-то потихоньку! Ты вот на него смотри! (Указывает на Праздникова.) Он вот как есть божий человек! (Праздникову.) Да что, сударь, от тебя будто несет нестройно! Неужто уж на такой-то случай воздержаться не мог? Праздников мычит. Живновский. Это он, Прохорыч, на радости… в чаянье за труды посильную мзду получить. Баев. Да, сударь, уж потрудись. Не равно с ихней стороны обида какая выйдет, так чтоб и свидетели были. Живновский. Это правильно. В русских обычаях, Прокофий Иваныч, свидетели большую ролю играют. Ни одного хорошего дела без них не совершается: обозвал непристойно — прислушайте, в рожу свиснул — засвидетельствуйте… Везде свидетели-с… Баев. Не дело, сударь, говоришь. Живоедиха-то Маврушке наказывала: поди, мол, сначала к Андрею Николаичу, а от него к Семену Семенычу, да скажи, мол, что умирает барин… Так «умирает», а не умер, значит. Ты уж только стой да нишкни, сударь! Прокофий Иваныч. Да ведь зазорно больно, Прохорыч! Баев. А разве лучше будет, как без тебя-то все добро растащат! Живновский. Уж это упаси господи, Прокофий Иваныч! Баев. У него поди одного платья что напасено! и не увидишь, как растащат… Ты уж Живоедихе-то дай хоть рубликов пять — десять… будет с нее! Прокофий Иваныч. Да, может, и духовная у них написана, Прохорыч? Баев. Полно, сударь, какая духовная! Иван-от Прокофьич и слова-то этого боится… да опять и слух бы был, что духовную сделали… Прокофий Иваныч. Господи! хоть бы помог бог совершить благополучно! Живновский. Благополучно лучше всего, Прокофий Иваныч. Это вы хорошо делаете, что бога в помощь призываете: с божьею помощью всякий подвиг легче совершается… вот бы теперь выпить к тому ж да закусить… эхма! Баев. Ну, и без закуски постоишь! (Прокофью Иванычу.) Так подите вон в темненькую, да и поприсутствуйте там сообща… да ты нишкни, сударь, а то как раз накроют… да замок-от, замок-от изнутри запри! Слышен шум шагов. Чу, идет кто-то! Размахнин, Живновский и Праздников поспешно прячутся в чулане.
Баев и Живоедова. Живоедова. Ты как сюда пришел? Баев. Посмотреть пришел, барина своего проведать пришел… что ж, это не грех, чай? Живоедова. Много вас тут калек да нищих шатается; только мешают, прости господи! Баев. Что ж ты, Анна Петровна, нищим меня обзываешь! Вестимо, верой и правдой служил, так и нет ничего… ведь это не грех же, сударыня! Живоедова (садясь на стул). Да ты уж прости меня, Христа ради, Прохорыч, у меня нешто уж и голова ровно кругом пошла. Баев. Как соколик-то наш? Живоедова. Да что соколик! (В сторону.) Поди, чай, далеко он теперь! (Громко.) Больно уж разнемогся соколик-от; видно, умирать уж хочет… а все ты же, Прохорыч, со своим со Прокофьем — ну-тко когда удумали старика беспокоить, как он уж на ладан дышать стал. Баев. Надо же отца с сыном помирить, грех-то ведь весь от Семена Семеныча пошел. Живоедова. Господи! что только с нами будет! Баев. А зачем, сударыня, родителя на сына натравливала… ты бы вот взяла да разорвала его, Прокофья-то Иваныча, ан теперича он тебя разорвет… Духовной-то, видно, не написано, сударыня? Живоедова. Какая духовная! давеча честью к нему приступала — лежит как деревянный! Баев. Уж, видно, надо будет за тебя у Прокофья Иваныча попросить. Живоедова (встает). Посмотреть, что старик делает… Баев. А я, сударыня, уж на печку пойду… да ты бы за священником послала… Живоедова (в сторону). |
